Научи меня быть слабее

Артем нависает надо мной. Смотрит мне в глаза, и от его близости от страха ноги лишаются сил. Чувствую — вот-вот, и упаду. Держусь лишь на честном слове.

— Не делай этого, — мой голос дрожит, а по щекам текут слезы. Боюсь сказать что-то не так, боюсь ввести его в еще большую ярость. Я не знаю, как себя с ним вести, мне дико страшно. И никто не спасет от его ярости.

— Ты замуж выходишь? — слегка прищурившись, обманчиво тихим голосом.

— Да, — понимаю, что смысла скрывать или лгать нет. Он сам все видел. Да и я не давала ему никаких надежд. Еще вчера я поставила точку в наших отношениях.

Он кивает. Немного отстранившись, разминает шею, скрещивает на груди руки. Я читаю в его глазах желание покалечить, крушить. Он — сосредоточение деструкции и сейчас заточен только на одно — разрушать.

Впервые показываю ему свой страх. Боюсь его по-настоящему.

Артем смотрит мне в глаза, не мигая. А я чувствую, как рыдания сковывают спазмом мое горло. Молю его беззвучно: «Не надо. Уходи. Если тебе хоть капельку не плевать на меня, уходи. Не ломай мою жизнь».

И он понимает все до единого слова. Я вижу, как огонь, полыхающий в его глазах, немного гаснет, уступая место другим эмоциям.

Он отводит взгляд, борется сам с собой. Краем глаза замечаю стоящего в нескольких метрах от нас Назара. Немного успокаиваюсь, понимая, что не одна. Что есть тот, кто сможет усмирить его пыл.

— Артем — раздается за спиной голос Назара. Но Серебряков не оборачивается. Продолжает нависать надо мной. А потом все происходит с молниеносной скоростью. Внезапно он подается ко мне, прижимая к стене. Его ладонь смыкается на моей шее. Жестко, до темноты перед глазами. Я пытаюсь бороться, хочу отстраниться, оттолкнуть его. Но он только сильней перехватывает меня за затылок, резко притягивает к своим губам. Мои зубы бьются о его. От удара верхняя губа рассекается. На языке чувствуется металлический привкус. Но ему плевать. Артем, словно обезумившее животное, вторгается в мой рот. Он не целует — изливает на меня свою ненависть, злость, обиду. Замираю в его руках, отдаюсь этой грубости, дрожа от страха. Мне больно, но я терплю. Кажется, Артем хочет раздавить меня в своих руках, хочет убить этим поцелуем.

А потом он отстраняется. Смотрит на меня, и презрительная ухмылка кривит его губы. Будто сейчас, в одни момент он потерял малейший интерес в отношении меня.

— Что ж, счастья тебе, — произносит хрипло. И в этот момент хлопает дверца туалета. Бросив взгляд в сторону, вижу, как из уборной выходит Денис. Он не замечает меня из-за спины Артема. А я вжимаюсь в стену, вцепляюсь в руки Серебрякова, боясь, что в любой момент мужчину снова переклинит, и он бросится на Дэна или продемонстрирует нашу близость.

Артем замирает. Продолжает смотреть в мои глаза. И столько демонов в его черных омутах! Время замирает. А потом уголок его губы слегка приподнимается.

— Денис! — кричит во все горло, продолжая насмешливо смотреть на меня. Руки Артема покидают меня. Стою, парализованная от ужаса, боясь даже представить, что он задумал. Дэн останавливается. Стоя в самом конце коридора, вопросительно смотрит в нашу сторону. Он не видит меня, я — в неосвещённой стороне, а Артем срывается к нему. Я вижу, как каменеет лицо его друга, а тело мужчины напрягается. По всей видимости, он готов в любой момент пресечь агрессию Серебрякова.

Секунда. Две. Три. Кажется, будто время замедлилось до черепашьей скорости. Артем наступает на ничего не понимающего Дэна. Машина для убийства. Но проходя мимо, просто задевает его за плечо, отчего Дэн едва ли не падает. Артем покидает коридор, а за ним выходит Назар. Растерянный Денис оборачивается, смотря вслед Серебрякову. А я оседаю на пол, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Не знаю, как не разорвалось мое сердце в этот момент. Никогда еще мне не было так страшно. Стираю что-то мокрое с губ. Они пачкают красным мои руки. И это вовсе не помада.

***

— Пап, подай, пожалуйста, вон то блюдо глубокое, — нарезая помидоры, указываю кивком головы в сторону открытого шкафа. Перевернув на сковороде кусочки мяса, папа тянется к посуде.

— Держи, милая, — вручает мне салатницу. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — спрашивает, подозрительно прищурившись.

— Сказать, что?

— Какова причина? — папа продолжает готовить отбивные, усиленно делая вид, будто и не заинтересован в ответе. Я молчу, нарезаю овощи в салат.

— Будний день, ты приехала… — произносит он, повернувшись ко мне. — У тебя что-то случилось?

Все-таки не выдержал. Начал допрос. Пожимаю плечами.

— Нет, я просто соскучилась, разве нельзя мне к вам в будние дни приезжать? — смеюсь, заправляя овощи оливковым маслом.

— Можно, конечно. Но ты ведь понимаешь, я волнуюсь, — улыбается папа, приобнимая за плечи, притягивает к себе.