Национальный дух и единство Кафолической Церкви

Минуло полвека – ничего не изменилось. И по-прежнему каждая православная Поместная церковь принимает собственные правовые акты, имеющие местное значение. И ни одна из них не связана обязательствами реципировать их. Например, в Уставе Русской Православной Церкви Московского Патриархата прямо говорится, что принятые Поместным собором (глава II; 20), Архиерейским собором (глава III; 17) или Священного синода (глава V; 23) акты вступают в действие по их принятии. Также действуют и другие «братские» православные Церкви.

Зато Римо-католической церкви никак не отказать в том, что, начиная, как минимум, с XI века, она серьезно озадачилась проблемой научной разработки канонического права и, в отличие от Восточной церкви, создала «Кодекс канонического права», постоянно обновляющийся по мере необходимости. Или, правильнее сказать, работа в этом направлении никогда не приостанавливалась. Нет никаких сомнений, что помимо фигуры Римского понтифика кодифицируемое и обновляемое каноническое право является важнейшей гарантией единства Римо-католической церкви. Соответственно, в отношении Восточной церкви надлежит сделать ровно противоположный вывод.

И хотя сегодня заявляется, будто «при внешнем разделении Православной Церкви на Поместные церкви свидетельством ее внутреннего единства является равноправие и полноправие всех входящих в нее церковных общин при соблюдении принципа их размещения по чести, каноническая общность при самостоятельности местных и временных норм, литургическое однообразие при богослужении в главном и свободе – в частности»34, на самом деле каноническая неурегулированность подавляющего большинства проблем наряду с отсутствием централизованной церковной власти, не позволяет проявиться этой «братской любви» должным образом.

Какие права должен иметь «Вселенский патриарх», как должны взаимодействовать между собой Поместные церкви, каков порядок обретения автокефалии? Эти и подобные им вопросы сегодня зависли в воздухе. С чем, конечно же, связано, в частности, образование очередной и очень болезненной конфликтной ситуации в Украине. Чем и как она разрешилась? Только тем, что обе противоборствующие стороны прервали Евхаристическое общение между собой. Прошло три года, но этот вопрос даже не обсуждался на каком-либо Всеправославном совещании. Каждая Поместная церковь ищет своей правды, не желая замечать, что при этом само понятие «Кафолическая Церковь» исчезает из нашего лексикона и сознания.

Протоиерей Георгий Флоровский (1893-1979) некогда писал своему корреспонденту: «Архиепископ Н. меня очень огорчил и удивил своим вопросом наедине: «Не огорчаетесь ли Вы, в глубине души, что Вы не в той Церкви, где были крещены?» – На что я только ответил с изумлением: «Я никогда не думал, что был крещен в «русской Церкви» и что такая существует. Есть только Православная Церковь». Для него это было удивительно. Вот это умаление или, в сущности, забвение вселенскости или «кафоличности» Православия меня соблазняет и ранит»35.

Едва ли в свете сказанного верится в то, что «Вселенская Церковь – единый живой организм»36. Скорее, следует признать, что она близка к состоянию конфедерации независимых друг от друга Поместных церквей…

IV

Изложенные выше последствия «национализации» автокефальных Церквей далеко не исчерпывают этот скорбный перечень. Национальный дух не терпит каких-либо посягательств – мнимых или реальных, не столь уж и важно. Под его неимоверным давлением искажается существо Церкви, стоящие перед ней задачи и образ действий. Это несложно проиллюстрировать на примере нашего Отечества, где, начиная с Московской эпохи, само христианство превратилось в религиозный атрибут русской народности. «Церковь слилась в одно нераздельное целое с национальным государством, усвоила вполне его политическую задачу и историческое призвание»37.

Но и это еще – не вся беда. Церковь не просто слилась с государством, она сама стала государством, причем в степени и формах, вполне конкурирующими с римскими аналогами. Церковь удовлетворяется тем, что она – вне государства, и сам факт отсутствия гонений в свой адрес выдает за то «симфоническое» состояние, которого она, якобы, веками добивалась. Удалившись от общественной власти, национальная Церковь обособляет свою иерархию от кого бы то ни было, и та принимает самодостаточные черты церковной бюрократии, не подчиненной и неподконтрольной никому, кроме самое себя.