Натюрморт

Может быть, возвращение слуха — это первый шаг на пути к выздоровлению? Глаза у меня открыты. Может быть, завтра тьма рассеется? А потом и трубку вынут изо рта — если еще не вынули. Интересно, мне уже сделали трахеотомию? И я вновь научусь пользоваться голосовыми связками. Я уже лучше различаю внешние голоса. Может быть, я иду на поправку?

А может быть, все останется как есть. И в таком случае сестра права: лучше умереть.

— У полиции появились какие-то версии? — услышала она голос Гейл.

— Насколько я знаю, нет, — ответил Уоррен. — Ни в одну автомастерскую не обращались с таким повреждением. Свидетелей нет. Словно машина, которая ее сбила, растворилась в воздухе.

— Как можно совершить такой чудовищный поступок? Я хочу сказать, сбить ее — само по себе ужасно, но оставить вот так…

Кейси представила, как Уоррен качает головой. Мягкие темно-русые волосы падают на лоб, лезут в глаза — в чудесные карие глаза.

— Может, водитель был пьян. Или испугался. Кто знает?

Они замолчали.

— Я вспомнила, о чем мы говорили за обедом, — вдруг проговорила Гейл с печалью в голосе. — О том, что вы с Кейси хотели завести ребенка.

— Да, Кейси переживала из-за всего этого, даже боялась немного. Наверное, из-за матери.

— Да-а, ее мать была нечто.

— Кейси мне почти ничего о ней не рассказывала.

— А нечего рассказывать. Алана Лернер была из тех женщин, которым вообще не следует иметь детей. Просто чудо, что Кейси оказалась такой хорошей, — сказала Гейл и вдруг расплакалась. — Извини.

— Тебе не за что извиняться. Я же знаю, как ты ее любишь.

— Она была свидетельницей на моей свадьбе. Я вышла замуж сразу после школы, а Майк был на десять лет старше меня и уже с диагнозом лейкемия. И все мне говорили, что я гублю свою жизнь, все, кроме Кейси.

— Гейл, она выздоровеет.

— Обещаешь? — спросила Гейл.

Уоррен не успел ответить. Послышался звук открываемой двери, быстрые уверенные шаги.

— Пожалуйста, выйдите, — попросил женский голос. — Мы должны сделать пациентке обтирание.

— Это займет не больше десяти минут, — добавил другой голос.

— Может, пойдем пока в кафетерий, поедим чего-нибудь, — предложила Гейл.

— Давай, — согласился Уоррен, судя по голосу, неохотно.

— Не беспокойтесь, мистер Маршалл, — сказала медсестра, — мы с Пэтси вашу жену не обидим.

— Я скоро вернусь, Кейси, — пообещал Уоррен.

— Донна, какой мужчина! — воскликнула Пэтси, как только дверь за ними закрылась. — У меня просто сердце из груди выпрыгивает. Что ж, миссис Маршалл, давайте вас оботрем для вашего красавца муженька.

Кейси услышала шуршание простыней и, хотя чувствовать ничего не могла, почувствовала себя как никогда обнаженной и беззащитной. Интересно, что на мне? Больничная рубашка? И есть ли вообще что-нибудь?

— Как думаешь, долго он продержится? — спросила Донна. — Скоро он поймет, что лучше ей не станет…

— Тсс. Не говори так, — возмутилась Пэтси.

— Почему? Она же не слышит.

— Это еще неизвестно. Она вон глаза открыла.

— Это ничего не значит. Я слышала, кто-то из врачей объяснял, что, когда глаза открывают, это плохой признак. Это может указывать на переход в вегетативное состояние.

Для них я уже сейчас — неодушевленный предмет. Просто тело, которое нужно регулярно переворачивать, чтобы не образовались пролежни, и обмывать, чтобы не завоняло. Ни больше ни меньше.

— Помоги мне перевернуть ее на бок, — попросила Донна.

Кейси почувствовала, что с ее телом что-то делают: голова расположилась под другим углом.

— Я закончила, — через несколько минут сказала Донна.

— Думаю, ее надо причесать. А ты иди, не жди меня.

— Ну, как хочешь.

— Вот мы сейчас причешемся для нашего преданного красавца мужа, — мурлыкала Пэтси, пока Донна направлялась к двери. — Хотя ты удивишься… — Как только Донна закрыла за собой дверь, ее голос тотчас потерял мягкость. — Я имею в виду, в конце концов, он мужчина. Очень богатый, весь из себя, но мужчина. — Она засмеялась. — Как ты думаешь, сколько времени мне понадобится, чтобы уложить его в постель? Спорим? На десятку. Или на сотню. Черт, лучше на тысячу. Тебе это по средствам.

— Пэтси, — позвала из коридора Донна. — Нас ждут в триста седьмой.

— Хорошо, — ласково ответила Пэтси, — бегу-бегу.

Кейси было три года, когда она узнала, что красавица с белокурыми волосами до пояса — ее мама, а не просто загадочная женщина по имени Алана с неизменным бокалом в руке, которая спит в отцовской кровати.