Мои шебутные больные резко отличались по возрасту и поведению от больных паркинсонизмом, адинамичных и пожилых, – основной контингент пациентов ИЭМ. Вызывают в кабинет Антонины Николаевны Бондарчук. Вижу Наталью Петровну.
– Вы – лечащий врач больной А.?
– Я.
– Как вы к ней относитесь?
– Нормально. Я не совсем понимаю вопрос. – Вы часто ее осматриваете?
– Почти каждый день, чтобы не пропустить обострения гепатита на фоне стимуляций.
В ответ Наталья Петровна сказала, что уверена, Виктор Глебович отношение к себе больной использует для ее же пользы. Я вышел из кабинета совершенно обескураженный, не понимая, что случилось.
Оказалось, одна из «суетливых» сообщила руководству, что А. в меня влюблена, ежедневно меняет нижнюю одежду и специально готовится к моему обходу. Как бы с молодым доктором не получился скандал, а осматривает он ее каждый день. Не следует ли предотвратить неисправимое и отстранить его от ведения больной?
Мудрая Наталья Петровна за несколько минут поняла суть дела и навсегда «закрыла» этот вопрос.
Не исключаю, что если бы не вмешательство академика Бехтеревой, то эту больную я не курировал бы десятки лет и не имел бы самое большое в стране число наблюдений таких больных.
Когда был получен пеницилламин, возник вопрос: наблюдать больных ГЛД с вживленными электродами без применения препарата, дабы проследить длительность эффекта стимуляций, или назначить патогенетически обоснованную терапию. Ряд молодых исследователей призывали во благо науки к первому варианту. Наталья Петровна присоединилась, смею так сказать, к моему мнению: начать обоснованное фармакологическое лечение независимо от стимуляций. Отмечу, что при обсуждении больного первое слово предоставлялось лечащему врачу. Я был свидетелем не одного случая, когда приоритет и интересы пациента доминировали над возможностью получить научные результаты.
В конце семидесятых годов в институте надо мной сгустились тучи. Меня попытались дискредитировать как врача, и я решил уйти из института. Начальник отдела кадров сказала, что для сотрудников клиники этот вопрос решает Бехтерева.
За две-три минуты я изложил Наталье Петровне свою боль. В ответ:
– Я вас в чем-либо обвиняла, я вас вызывала по каким-либо делам?
– Нет. Но мне не дают работать и распускают всякие сплетни.
– Ха! – усмехнулась Наталья Петровна. – Вы бы знали, сколько обо мне говорят ерунды – Она держала в руках какую-то газету. – Идите и работайте, не дают – сидите в библиотеке. Все наладится. Как я была бы счастлива, если бы могла сейчас поработать в библиотеке.
Видимо, были такие случаи, которые даже Наталья Петровна не могла сразу откорректировать, но в институте я остался. И снова – мудрость, доверие и собственное отношение к человеку, несмотря на шепоты слева и справа. Такая была Наталья Петровна Бехтерева.