Наталья Бехтерева. Какой мы ее знали

Этому был и «формальный» повод. Развод НП с моим отцом и брак с И. И. Каштеляном. Усугубляло ситуацию то, что мой отец был ученым-физиологом, впоследствии ставший членом-корреспондентом и АН и АМН, а Каштелян – первым заместителем начальника Главного управления торговли. Не хочу здесь затрагивать личные причины НП. Это ни в коей мере не было желание поправить благополучие. Зарплата НП всегда была много больше зарплаты Каштеляна. Нельзя сказать, что в их доме были горы дефицита. Мой отец был сильным ученым, энциклопедически образованным, душой компании, но жить с ним было очень трудно. Для меня было удивительно не то, что НП с ним развелась, а то, что она с ним так, долго прожила. Но у нее была идея, что у меня должен быть отец.

По-моему, и хорошо, что НП не продлили срок депутатства. По большому счету, от него было больше плохого, чем хорошего. Да, удалось многое сделать для Института, помочь многим людям. Но ведь и силы человеческие тоже не беспредельны. А для нее главное было – в науке. Всегда. У нее еще будет другое трагическое депутатство, которое прекратится с развалом страны. Но об этом позже.

Вернемся к науке. НП делает ряд кадровых решений, открывших новую страницу в науке о мозге. Она всегда работала вместе с инженерами. Но сначала их роль сводилась практически к роли техника: наладить, починить. С приходом стереотаксиса появилось независимое поле деятельности. А с появлением комплексного метода и, что более важно, с ориентацией не только на медицинские аспекты, но и на изучение мозга человека, появилось уже настоящее поле деятельности для немедиков.

Надо было понять, как свести воедино весь тот огромный массив данных, полученный с помощью комплексного метода. При изучении все более тонких коррелят деятельности мозга ученые все дальше уходили от четкой воспроизводимости. В соответствии с ее концепцией о жестких и гибких звеньях воспроизводимости и ожидать было нельзя. Нужны были люди, профессионально занимающиеся обработкой данных. Для исследования принципов организации мозговых систем понадобились специалисты в области физики – как это может происходить, кибернетики – как это организовано и т. п. И с начала семидесятых к НП приходят специалисты в области физики и математики.

К моменту окончания университета (1972) физика уже во многом потеряла тот флер привлекательности, который был во время поступления. А с другой стороны, стараниями НП и других выдающихся представителей физиологической науки появились впечатляющие и завораживающие перспективы именно в этой области, в физиологии. И познание мозга – одна из таких перспектив. Вот почему, когда был наш выпуск, меня не удивило, что к НП потянулись мои однокурсники. В основном с теоретических кафедр. НП брала далеко не всех, но два приобретения были значимыми. Это Юрий Дмитриевич Кропотов и Юрий Львович Гоголицын, впоследствии доктора наук и руководители лабораторий. Меня НП не взяла, сказав, что я должен быть физиком. Надо сказать, такое ее решение имело как положительные, так и отрицательные моменты. С одной стороны, я «потерял» темп, а с другой – восемь лет работы в Ленинградском физтехе дало мне огромный опыт, знания и методологию, которые позже очень пригодились.

Приход физиков и математиков не был организованным набором. Просто случилось так, что пошла информация о том, что делается у НП, и молодые ребята увидели задачи для себя. И здесь огромная заслуга НП в том, что она смогла эти задачи не только поставить, но и обрисовать так, что их поняли представители другой науки. Одной из них был поиск отражения мыслительной деятельности в импульсной активности нейронов. Это было фантастикой! Импульсная активность нейронов регистрировалась в эксперименте на животных. И только в трех лабораториях в мире – у людей.

Техническое оснащение этих исследований было с сегодняшней точки зрения удручающим. Больного просили выполнять некоторую деятельность, регистрировали «нейрон» на самописце и обрабатывали вручную. Тяжелая работа, но цель! В данном случае она оправдывала средства – монотонный ручной анализ. Ведь другого, не ручного, просто не было. И что удалось НП, так это получить результаты. Я не хочу здесь их описывать, но довольно быстро ребята стали «защищаться». Люди, работавшие в теме около года, получали возможность выступать на международных симпозиумах. Поездки за границу были все-таки прерогативой старших, и не по желанию НП, а по директивам органов. Но к нам-то люди приезжали. Это было время разрядки. НП организовала семинары, мозговые штурмы проблем, обсуждение различных методик. Обсуждения страстные. До драки, правда, не доходило, но некоторые некорректные выражения и послесеминарская ругань были. Общее дело сплачивает. Был дружный коллектив. Совместные застолья, капустники. Но главное – начала складываться школа НП.