Наступление

— Ничего рафик Лаек — генерал Дубынин прижал ладонь к сердцу, по-восточному поклонился — прошу нас простить, но поступил приказ из Москвы и у нас много работы. Еще раз прошу простить, дорогие товарищи.

С этими словами генерал армии Дубынин встал и вышел из палатки. Следом за ним вышел из палатки Грачев потянулись другие офицеры, не обращая внимания на ошеломленных такой дерзостью и открытым пренебрежением афганцев.

Сулейман Лаек был опытным, очень опытным политиком. Он выжил в афганской политике, в этой банке со скорпионами, потому что умел чувствовать беду. Он, один из немногих высокопоставленных партийных деятелей современного Афганистана твердо знал, что если даже придут моджахеды, он не пропадет, благо сестра удачно вышла замуж, родственника в беде она не бросит. За срыв операции Магистраль или хотя бы за предоставление блокированным боевикам возможности выйти из окружения на индийский банковский счет Лаека положили двести пятьдесят тысяч индийских рупий, это был не первый раз, и уж явно не последний. Теперь он понял, что деньги придется отдавать.

— Что произошло? — грубо, не называя его обязательным «рафик Сулейман» спросил один из стариков, вождь племени.

— Ничего хорошего… — сказал Лаек, в душе ругая сам себя — ничего хорошего…

* * *

Афганцы предприняли и вторую попытку, иначе бы они не были афганцами. Выйдя из командирской палатки, они не торопились уезжать, не торопились к своим машинам, их глаза шныряли повсюду, ища слабое место у шурави, или хотя бы малейшую возможность для того, чтобы освободить соплеменников. Наконец, один из прибывших переговорщиков в генеральской форме, уловив момент, когда Грачев вышел покурить, подошел к невысокому, крепкому комдиву.

— Прошу прощения, рафик генерал…

Грачев вынул изо рта сигарету, которой дымил как паровоз, чтобы немного отвлечься, недоуменно воззрился на афганца.

— Мы знакомы?

— Так точно. Мы обеспечивали вас в Кандагаре, не помните? Я был у вас на КП, там еще была группа от вашего Розового дома.

Грачев напряг память и вспомнил — да, этот генерал и впрямь там был. Когда душманы попытались прорваться — люди этого генерала почти без сопротивления пропустили их, и крупная банда, даже несколько крупных банд — ушли.

— Что нужно?

— Рафик генерал, возможно, вы не понимаете всей сложности складывающейся сейчас в провинции ситуации.

— Почему же — перебил Грачев — отлично понимаю, только что на карту смотрел.

— Я не про это, рафик генерал, про другое. Решением пленума ЦК НДПА в действие введена политика примирения, ведутся переговоры с колеблющимися племенами. Мы не можем все вопросы решать с позиции силы. Если вы сейчас начнете бомбить провинцию — пострадают невинные люди, там же есть мирные кишлаки. Как мы потом будем вести переговоры, ведь мы потеряем лицо, если не сможем сделать то что обещали.

Грачев заметил, что сигарета погасла, бросил окурок на землю и затоптал для верности сапогом.

— Наверное, никак — сказал он

— Но мы должны…

— Ты кто? — спросил в упор Грачев

— Я генерал-полковник…

Советский генерал досадливо поморщился

— Да я не про это. Ты паникер или бандитский пособник?

— Что, простите, рафик?

— А вот что!

И генерал Павел Сергеевич Грачев, командующий сто третьей дивизии ВДВ от души хрястнул афганца кулаком в лицо.

* * *

Операция Магистраль. Пограничная зона, аэродром Мары-2 12 января 1988 года

С самого начала афганского противостояния массированное применение авиации в нем почти не предполагалось, только разве что вертолетов и устаревших самолетов типа Миг-21 и Су-7[78]. Какое то время этого и впрямь было достаточно, и можно было прочитать в боевых донесениях, как операция по зачистке какого-то кишлака координируется с зависшего над кишлаком вертолета Ми-8. К концу восемьдесят седьмого — этого представить было уже невозможно.

Основную боевую работу к концу войны на себя взяли Ми-24., истребители — бомбардировщики Миг-27 и Грачи, без счета проклятые моджахедами самолеты Су-25, почти не сбиваемые огнем самого распространенного средства ПВО у душманов — пулемета ДШК. Однако — мощности боеприпасов откровенно не хватало — самым «ходовым калибром» для бомбардировщиков была ФАБ-250, далее шла ФАБ-500. Эти бомбы собирали по всему Советскому союзу и бывало так, что привозили бомбы конца сороковых годов выпуска, а то и времен войны. У них были не две дежки, за которые он подвешивались, а три и лишнюю авиационные техники приноровились спиливать, а то и сшибали кувалдой. Вот так и воевали[79].