Я выдержал паузу затем зевнул, делая вид, что меня эта информация не интересует.
– Ты меня на это не купишь, я тебя знаю уже десять лет, – Тёма пихнул меня плечом, — конечно же, тебе интересно, что каждую ночь, здесь отлавливают жриц любви, пытающихся перелезть через забор в поисках заграничных принцев.
— Да ладно?
— Угум.
— Тогда я тебе должен рассказать, что завербовался сюда дружинником. Хочешь со мной?
Я рассказал другу в подробностях, как проник в гостиницу и как был пойман в двух шагах от прачечной Осиным.
Тёма потешался над ситуацией, но было видно, что у него тоже гора свалилась с плеч, когда он понял, что мы оба будем в чистых костюмах на выпускном вечере. Я уговорил его забрать полный комплект себе и взял только штаны. Мы были с ним одного роста и носили один и тот же размер. Особой разницы в костюмах не было видно.
Я все еще раздумывал над тем, стоит ли мне надевать одежду, доставшуюся по блату от Солдатенко. И пришел к неутешительному выводу, что, наверное, не смогу его сдать обратно после химчистки. Других вариантов с костюмами у меня не было.
Конечно же, никакого соседа, одалживающего мне свой свадебный, не существовало в помине.
Смирившись с ситуацией, я решил, что после выпускного или продам костюм на толчке или обменяю его, поставив в известность деда и бабушку, верну им деньги.
Вернувшись домой, я застал обоих в отличном расположении духа.
– Максим, тебе дважды звонили. Первый раз журналисты.
– А второй раз по шахматам?
– Нет, тебе звонила Маша и сообщила, что у тебя репетиция в пятницу после обеда.
— Вот, чёрт! – ответил я
— Не чертыхайся, – пожурила меня бабушка. Дед все это время смотрел на меня, как на новогоднюю елку и улыбался. Он вышел на работу, до того, как к нам пришли журналисты и только вечером узнал обо всем. Я помыл руки и пришел на кухню ужинать.
— Я смотрю, мы с бабушкой достойную смену растим. Ну-ка, рассказывай, как все было, — потребовал дед доброжелательным тоном.
— Да там и рассказывать особо нечего.
— Как это нечего? – возмутился дед, — разве жизнь человеческая ничего не стоит? Тем более детская?
— Да не рассказчик я, особый, дед. Мне как-то неудобно про себя. Увидел, что вода поднимается, вытащил мальчишку из машины. Потом нас унесло потоком, сумел на косе выползти с ним на берег, смотрю не дышит. Откачал воду, начал дуть в легкие, как в атласе первой медицинской помощи, параллельно делая массаж сердца. Он очнулся нас забрали. Всё.
Дед крякнул от удовольствия.
— Бабка твоя говорит, что из ОСВОД приходили, приглашали. А ты смыться хотел.
Я утвердительно кивнул головой.
— Хотел. Не по мне все эти трибуны с речами. Ты же знаешь, дед.
— Ты сходи к ним, сходи. Я их начальника знаю – Иваныча. Он у нас спецзаказ размещал на заводе. Мы ему вне плана по кооперации эллинги*(крытое сооружение для хранения катеров и яхт) делали для катеров. Хороший мужик, он меня знает. Подойдешь к нему от меня, поклон передашь. А на трибуне, представь, что урок по истории отвечаешь у доски. Скажешь пару слов, пожелаешь спасенным здоровья и всё! Не сложно это. Человек и с трибуны уметь говорить должен.
Я рассказал о своих злоключениях с костюмом, гостиницей, участковым Осиным, утаив только детали про Солдатенко.
– А что, ну и походи дружинником. Это тебе с комсомолом поможет. Будешь подавать апелляцию?
Оказалось, что дед уже знал и про комсомол. Его спокойная и нейтральная реакция очень удивила.
– Дед, если честно, я думал, ты мне задашь за исключение из ВЛКСМ, – я, действительно, был немного сбит с толку, — не знаю буду ли подавать. Тут честь девушки задета, на собрании объяснять надо в деталях. Кто, да почему, да зачем. Ты бы как на моем месте поступил бы?
— Я, за тебя, твою жизнь прожить не могу, внук. Ты сам должен решать. Бывает за правое дело можно и несправедливость потерпеть. А девица твоя, что говорит? Разговаривал ли ты с ней после собрания?
– В том-то дело, что нет. Уехала в деревню она к бабушке своей.
— А эти охламоны, с кем ты дрался, тоже без чести без совести?
— Один, прям гад-гадом, дед. А вот второй…
Я вспомнил, что Сухишвили воздержался при голосовании.
— Второй, вроде как, не стал голосовать против меня. Но я ему здоровенный бланш поставил в драке. Злой он на Максима Бодрова. Он не станет меня поддерживать. Не сдаст он своего дружка.
— Ну если ты будешь размышлять категориями сдаст или не сдаст, то оно - конечно. Не поддержит тебя. Не договоришься. А вот если, поговорить с ним по душам, как мужики.
Как ни странно, но на следующий день я решил последовать совету деда и поговорить Сухишили.
С утра я взял дедовский велик ХВЗ, хранившийся в подвале, проверил подкачку, насос, ключи в футляре под сиденьем и выехал из дома.
Съездив на турник и поупражнявшись, я отправился к морю по просыпающемуся городу. Небо было ярко голубым и очистилось туч. Море освободилось бурых от разводов, грязной пены. Службы города уже вывезли горы мусора и боя с набережных и пляжей. Улицы понемногу приобретали свой первозданный вид. Еще недельку и отдыхающие и вовсе забудут о наводнении. Я решил сгонять на "дальняк"