Настоящий Спасатель. Назад в СССР

Мне захотелось вспомнить что-нибудь из еды, которая попадала в список табу в детстве. Как ни странно, таким оказался торт «Полено» с его замечательными грибочками и цветами-розочками из крема.

Конечно, бабушка великолепно пекла торты дома, как и большинство советских женщин. И, наверно, магазинные торты не шли ни в какое сравнение с бабушкиными кулинарными шедеврами, это был именно тот случай, когда «запретный плод был сладок».

Я решил, что во чтобы то ни стало куплю «Полено» на первую зарплату и наконец-то узнаю настоящий вкус советских кондитерских подосиновиков.

Вторая часть смены прошла в спокойной обстановки и без особой нервотрепки.

Мне пришлось всего пару раз ругнуться в мегафон на пловцов заплывших за буйки.

Но несмотря на отсутствие происшествий я очень устал. Я знал, что быстро привыкну. Усталость накопилась от того, что я постоянно слышал шум, разговоры. Считал детей и подростков на пляже и в воде. Ближе часам к восьми большинство купающихся разошлось на ужин. Я поймал себя на желании окунуться в воду, чтобы смыть с себя жаркую пыль, дневную суету и напряжение.

Серега поймал мой взгляд на море.

— Не сейчас, если хочешь можно искупаться возле станции. Мы можем вместе вернуться. Мне все равно тащится туда и заполнять журнал с отчетами, забрать свою лодку.

— Нам запрещено купаться во время дежурства, а после? Что тут такого.

— После тоже. Не стоит искушать судьбу. Кто-нибудь увидит, настучит на нас с тобой. Тогда прощай твой экзамен и профессия спасателя. Не забывай, мы только оттрубили от звонка до звонка наказание от Иваныча.

Что же, правила есть правила, я спокойно отказался от своей затеи искупаться. В конце концов дома есть душ и ванна и газовая колонка.

День второго дежурства завершился, мы вернулись с Серегй на станцию. Я дождался пока он заполнит журнал и помог ему с резиновой лодкой. Уже смеркалось.

И я не хотел отпускать его одного. Во-первых, в темное время суток на лодках выходить в море себе дороже — погранцы могли засечь и тогда, проблем не оберешься. На маломерках выходить можно было только днем. Во-вторых ночью легко потеряться.

Мы дошли на ней по морю, до поселка, где у отца Рыбникова был гаражик для лодок. Эллингом в полном смысле слова назвать его было нельзя.

Домой я вернулся поздно. Бабушка продиктовала уже привычный ход генерала, который немного приободрил меня.

По-моему он не заметил лучшего хода, который вгонял меня в цугцванг. Это такое положение фигур на доске при котором любой мой ход только ухудшал дальше мое положение.

Возможно, он сделал это намеренно. Но я не собирался с ним миндальничать. Не важно каковы причины его хода. Я посмотрел внимательно на доску, и не найдя ловушек, следующим своим ходом забрал его ладью.

«Доброго времени суток. Вы неправильно коня поставили, товарищ генерал. Конь так не ходит!», мысленно перефразировал я цитату из одного известного советского фильма.

Мы немного поболтали с дедом и я спросил по детские фотографии отца и мамы.

Дед не отказал, пошел порылся в отделении с дверцам в книжном шкафу в своей комнате. А потом извлек из его недр старый альбом, который я никогда не видел.

Я предложил ему посмотреть фото вместе, но он наотрез отказался не объясняя причин.

Причины для меня были понятны. Деду было тяжело погружаться в прошлое из настоящего в котором уже нет его сына и невестки. Чувствовалось, что он очень любил моего отца. Я поблагодарил деда за альбом. Поужинал и отправился в свою комнату разглядывать фотографии.

Альбом содержал все домашние фотки связанные с детством и школьными годами отца.

Начинались они с младенчества, с фоток молодой бабушки счастливо улыбающейся с папой на руках. Потом сразу послевоенные дворовые фотки с отцом в возрасте пяти или шести лет. Первые классы, где все мальчишки были одинаково подстрижены под ноль. И в классе совсем не было девочек. Они обучались раздельно до какого-то времени.

И наконец фотки в старших классах. Женские и мужские классы снова объединили и теперь они учились вместе.

Я нашел на красочных фотографиях и маму и отца. Они начали встречаться, когда еще учились в школе. А теперь обоих нет.

Оставалась последняя групповая фотка за десятый класс.

Я разглядывал лица их одноклассников и одноклассниц, когда узнал его! Я ни за что бы не подумал, что Солдатенко учился к классе вместе с отцом и мамой.

Кровь прилила к голове. По телу мгновенно ощущалось распространение жара и почувствовал как от гнева запульсировали мои виски.

Мог ли я ошибочно полагать, что Солдатенко возненавидел меня за отказ обслужить его, за отказ побегушничать и сбегать за сигаретами в больнице? Может быть дело совсем в другом? Может быть дело не во мне? Точнее не только во мне.

Может быть причина в моем отце и маме?

Мне предстояло это выяснить. Я собирался узнать почему Солдатенко так рьяно пытался исключить меня из комсомола, вставлял палки в колеса.

Дед с бабушкой пока еще не спали. Я отнес фото ним и попросил вспомнить, что-нибудь о Солдатенко. Они ничего о нем не помнили.