Настоящий Спасатель. Назад в СССР

Я остановился и осмотрелся, вспоминая, где находится актовый зал. На стене, за плексигласовым стеклом стояло красное школьное знамя на древке с золоченым навершением. Оно представляло из себя контур наконечника стрелы с серпом и молотом внутри.

Свободный союз рабочих и крестьян. Бляха-муха! Как же мне нравилась эта страна!

Не доходя до актового зала, я услышал голоса учеников, проводивших какое-то собрание.

Сначала мне показалось, что я просто перепутал день и репетиция перенесена на другую дату. Подойдя ближе к помещению, я прислушался. Кого-то собирались исключать из комсомола.

Вдруг дверь распахнулась, мне даже пришлось срочно отшагнуть назад, чтобы не получить дверью в лицо. Но я успел среагировать.

Из помещения вышел молодой человек, похожий на актера Абдулова, только в шестнадцатилетнем возрасте. Он явно куда-то спешил по своим делам, но увидев меня остановился, как вкопанный и оглядел с ног до головы.

Он скорее нервничал от встречи со мной, нежели пытался выразить свое превосходство таким образом.

Мое появление его явно сбило с толку, и он не смотрел мне в глаза.

— Ну что пришел, Бодров? — обратился он ко мне. Я просто кивнул, пытаясь вспомнить кто это.

— А мне сказали, что ты больнице спрятался. Решили собрание без тебя проводить. Кто знает, когда ты выписался бы…

— Кто сказал? От кого или от чего мне прятаться?

— Ну это теперь уже не важно. Так…

Он явно не знал, что со мной делать и колебался.

— Ладно пойдем, — молодой человек развернулся и вошел обратно в актовый зал, — так, товарищи, тишины! Прошу минуточку внимания. На собрание явил… — он запнулся, а потом поправился, — прибыл товарищ Бодров. Проходи, Бодров.

Я и так уже зашел в зал, не дожидаясь его приглашения. На сцене стоял стол, за которым сидело шесть человек. Они, как и все присутствующие уставились на меня. В зале воцарилась тишина.

Тот, которого я встретил у двери обратился к собранию:

— Раз, он появился, то давайте, товарищи, продолжим собрание в его присутствии.

Девушка в белой блузке и очках в президиуме обратилась ко мне.

— Бодров, ты согласен?

— С чем? — переспросил ее я.

— Присутствовать на собрании.

— Разве я отказывался? Только, что за собрание? О чем оно?

— Не придуривайся, Бодров. Ты прекрасно знаешь, что слушается вопрос о твоём безобразном поведении и исключении из комсомола.

— Моооёёём безобразном поведении? Таааак, — слова сами растягивались от удивления, — Да. Я не против. Я бы с удовольствием послушал бы про мое безобразное поведение.

В зале раздался неодобрительный гул, и я услышал обрывки осуждающих фраз. «Посмотрите на него». «Да, что его спрашивать, он себя вести не умеет». «Вот такие люди и позорят ряды ВЛКСМ».

Но обстановка нисколько не сбила меня с толка. Я чувствовал себя более, чем уверенно. Конечно, это было очень неожиданно: получить собрание об исключении из ВЛКСМ вместо репетиции. Вроде, за мной косяков не числились. По крайней мере покопавшись в памяти Макса я ничего не нашел.

Мне даже стало интересно посмотреть на то, как это все происходит. Видимо, меня собирались скинуть вниз по социальной лестнице — на нижнюю первую ступень в обществе.

Я немного опустился на землю. Худшие качества людей во все времена одинаковые. Зависть, злоба, невежество, слабость, подлость, выражающаяся в желании пнуть падающего.

— Тишина в зале! — девушка в белой блузке постучала молотком по специальной шайбе, — садись вот здесь, Бодров.

Она указала на отдельно стоящий стул. Я прошел и посмотрел на него. Стул был сломанный. Его сиденье едва не проваливалось между ножек, к тому же он был низкий и неудобный.

Я выглядел бы на нем комично и даже жалко, поэтому я отставил его, в два прыжка оказался на сцене, метнулся за кулисы. Затем быстро вернулся с самодельным стулом, похожим на барный. Я вспомнил, что его использовали в постановке школьного спектакля, высмеивающую жизнь французских буржуа.

Усевшись на него, я осмотрел зал.

«Пусть садится на обычный», «Безобразие» «Ему, что? Особые привилегии нужны» — зашумели комсомольцы, глядя на меня.

— Сам садись на сломанный! — громко ответил я тому, кто предлагал пересадить меня обратно на рухлядь.

— Товарищи, тишина. Пусть Бодров сидит там, где сидит. Так нам его лучше видно, — подхватил один из членов комсомольского актива в президиуме. Ученики в актовом зале затихли.

И тут я увидел двух персонажей с синяками на лицах. У одного был бланш на весь правый глаз, второму досталось в ухо. Оба смотрели на меня волком.

— Продолжим, кто за то, чтобы поставить вопрос об исключении ученика 10А класса, 10 школы Бодрова М. А. из рядов членов ВЛКСМ на голосование?

Девица пробежалась шариковой ручкой по лесу поднятых рук.

— Так, кто против?

Я один поднял руку. Она посмотрела на меня с укором, покачала головой, но ничего не сказала.

— Воздержавшиеся? — в зале никто не шелохнулся, — единогласным решением ставим вопрос на голосование…

— Подождите, может хоть объясните мне, за что меня собираются исключать? — я встал со своего места. Я почувствовал, что еще чуть-чуть и будет поздно. Мне даже слова не дадут сказать. Нельзя было дальше сидеть сложа руки.