Настоящий Спасатель 4. Назад в СССР

Я был готов к тому что он сейчас разразиться диким ором, но Коломойский внезапно обратился к нам спокойным голосом.

— Ну готовьте, готовьте ребят. Смотрите, чтобы все тщательно…

Он так и не договорил, что именно «тщательно», поправил свой китель и ремень и удалился из помещения на улицу.

— Я думал, что нам точно кранты! — прошептал Серега, — что это было? Как тебя надоумило?

— Хрен знает, как. Шевченко, начальства все бояться. Пошли отсюда.

— А манекен?

— Равай руками быстро пыль ототрем!

Мы выскочили из учебного корпуса, как ошпаренные. Серега взглянул на часы. До вечерней поверки осталось совсем немного времени, а тут мы находились практически в самоволке.

— Давай срежем через дыру! А то не успеем к отбою, — предложил Шевченко.

Опасно. можно было нарваться на патруль, но нам повезло. Пронесло.

Быстро добежав до забора, мы друг за другом пролезли сквозь разорванное колючее заграждение и оказался за территорией части.

Но тут было короче.

Никто не заметил, как мы сигали через стену у нашего кубрика. И мы сделали вид, что ничего особого не произошло и спокойно вернулись в расположение своего учебного взвода, вынырнув из темноты.

Курилка, которая располагалась рядом со входом в казарму, была заполнена матросами, которые обсуждали последнюю новость: опять из их взвода выделял и наряд на кухню для чистки ненавистной картошки.

Мы с серегой еще ни разу не заступали в наряд по кухне. Говорили, что это ад.

Один из наших рассказал в чем дело. В моечном помещении три большие эмалированный ванны были заполнены до неприличия мелким молодым картофелем.

Еще огромная гора в полтора человеческих роста была насыпана в углу прямо на полу.

Первая сложность была в том, что шкурка была очень тонкая и на гражданке такую картошку бы варили прямо в мундире.

Но по санитарным нормам в армии такой способ приготовления не положен. Поэтому матросам было приказано очистить кожуру. Из-за маленького размера в итоге от клубня оставались кошкины слезы.

Вторая сложность заключалась в том, что в помещеннии было полно «стасиков» — тараканов, которые так и норовили угодить в ведра с уже чищенной картошкой.

И если такой гад все же попадал внутрь, то приходилось высыпать все ведро чтобы отловить и уничтожить супостата.

По идиотскому стечению обстоятельств, кто-то из начальства запретил уничтожать насекомых ядами, из-за угрозы отравить военнослужащих.

Был случай в соседней части, когда несколько рядовых чуть не откинули копыта, траванувшись кашей, приготовленной после хим обработки посуды.

На вопрос дежурных «А как же их уничтожать?» был получен ответ: «Как злейшего врага, огнем и мечом! Если этого недостаточно, то расстреливать на месте, при попытке проникновения в посуду!»

— Я к «стасикам» спокойно отношусь. Дома у нас тоже есть тараканы, — сетовал конопатый матросик нашего призыва с рыжими волосами и веснушками, — но они не такие наглые. Завидят человека, бегут забиваться в щели. А эти прям гарцуют, как кони на параде, вальяжно перемещаясь к картошке, будто она куплена ими на базаре.

— Да, точно, — вторил ему другой, докуривая окурок до самого фильтра, — наши наглые, людей не бояться, нет я таких никогда не видел, чтобы с потолка прямо в ведро прыгали. Главное не в ванну, а туда, где почищенная картоха лежит.

— Вот именно! Я каждый раз еле успеваю такого прихлопнуть.

— Они зверюги!

— Видно из наших, из морпехов.

Появившийся неожиданно наш сержант Турсунов быстро угомонил всех и приказал строиться в казарме для вечерней поверки.

Сам Турсунов Шокирджон был по отцу узбеком, а по маме русским.

Его азиатские черты лица доминировали, но все же в них проскальзывало то-то наше неуловимое родное славянское.

За его сложные имя и фамилию матросы между собой называли его Джоном. Безусловно наш Советский Союз и был многонациональной страной.

Но в армии некоторых представителей Средней Азии не любили. Они впрочем отвечали тем же

Попадая на службу, азиаты старательно изображали из себя людей не понимающих русский язык, хотя практически все его прекрасно знали.

В их землячестве старшие таким образом учили молодых не подчинению. И вроде бы облегчало им службу.

Это выражалось в том, что на первом году службы они утверждали, мол, «моя твоя не понимает», и зачастую, было проще перепоручить работу другим более понятливым матросам или сделать ее самому.

К оригинале эта фраза звучала, как «Моя твоя понимай нету».

Потом они пытались так же макаром дотянуть до второго и третьего года службы, потому что потом уже по сроку службы ничего делать не положено. На третий год уже во всю проявлялась «годковщина», так у нас называлась дедовщина.

Но у «моя твоя понимай нету» существовал другой конец палки.

Их могли просто отметелить за сараями за «непонимай» или выставить в дураках, заставляя стоять с ведром зеленой краски у штаба.

Их поведение очень отличалось от представителей других республик и краев.

Если они встречались один на один, то улыбались, что есть мочи, были дружелюбный услужливый и всем своим видом показывали что стремятся понять, что от него требуется.