За две недели до смерти Таська стала больше спать. Одновременно с этим появился странный запах изо рта, но я не думала, что это очень серьёзно. Я понесла её к врачу через неделю, и оказалось, что уже поздно.
Последняя стадия почечной недостаточности — как мы, любя её, умудрились это пропустить? Ветеринар уверяла, что это легко, ведь кошки терпеливые создания, которые стараются не показывать свою боль.
Мне самой стало больно и плохо, когда я поняла, что Таська болела, и болела давно, а мы этого не заметили. Я этого не заметила. Я была за неё в ответе, но предала её. Я виновата.
Я пыталась исправить свою ошибку. Мы пытались вместе с врачом. Три дня я сидела вместе с Тасей на капельницах, плюнув на работу, но это не помогло. Она угасала. Почечная недостаточность сопровождалась анемией, и спустя три сеанса капельниц показатели по крови не улучшились.
Тогда была суббота, и Кир поехал со мной в лечебницу. Он молчал и всю дорогу обнимал переноску с Тасей. Сын не плакал, но я видела, что его глаза полны слёз.
А потом нам сказали, что уже ничего нельзя сделать.
Это было самое тяжёлое решение в моей жизни. И никто не сможет меня понять, если сам никогда не был на моём месте. Не решал убить того, кого любишь, просто чтобы не мучить.
— Можно нам пятнадцать минут… попрощаться…
Всё расплывалось у меня перед глазами, когда я прошептала это. Я видела только, что у Кира дрожат руки.
Тася лежала на грелке под одеяльцем, на полотенце, которое мы привезли из дома. Мы обняли её и шептали какие-то глупости. Шептали, что всё будет хорошо. Я просила прощения, Кир целовал её лапки. Тася не мурчала и не открывала глаз, но я знаю, что она всё слышала. Просто у неё не было сил, но если бы она могла, она бы поддержала нас, как делала всегда, всю свою жизнь.
А потом пришёл молодой человек в форме цвета морской волны. В руках у него был шприц, и я заметила, как побледнел Кир.
— Вы хотите уйти или остаться?
Сначала я не поняла, о чём он спрашивает.
Уйти или остаться… Проститься и уйти, оставив Таську наедине с этим чужим мужчиной?
Остаться и быть до конца, но увидеть, как она умрёт?
Тяжёлый выбор, но для меня он был очевидным.
Однако выбирать должен был Кир.
— Что скажешь? — прошептала я, наклоняясь к сыну.
У него были такие глаза… я никогда не видела таких глаз раньше у Кира. В них будто целый океан слёз плескался.
Он посмотрел на Таську и сглотнул.
А затем сказал нечто такое, из-за чего я буду гордиться сыном до конца жизни.
— Мам, я хочу остаться. Можно?
Господи, Кир, ну конечно… Не просто можно — нужно. Нельзя бросать друзей. Нельзя бросать тех, кого любишь, в угоду собственной трусости.
Теперь я знаю, что Кир намного больше похож на меня, нежели на моего бывшего мужа.
И мы были вместе с Таськой до конца. Мы обняли её своими ладонями и почувствовали, как её маленькое сердечко перестало биться.
Она ушла.
С тех пор я тщетно пыталась склеить себя по частям, но получалось не очень хорошо. Меня мучило чувство вины, мне снились кошмары, и по ночам я тихо плакала в подушку. Я знала, что Кир всё это видел и понимал.
Я пыталась избавиться от тоски, грызущей сердце, но получалось плохо.
Я ни с кем не могла поделиться своим горем — не потому, что не хотела, а потому что знала — практически никто из окружающих людей меня не поймёт. Первый же комментарий был:
— Ради бога, Анька, это всего лишь кошка!
Всего лишь кошка?! Как можно так говорить о том, кого ты любишь? И неважно, кто это — кошка, собака, черепашка или рыбка. Речь ведь идёт о живом существе, а не о мебели или посуде.
Мне всегда казалось, что я родом с другой планеты. Наверное, именно поэтому моей лучшей подругой была волонтёр, которой не нужно было объяснять, как мы с Киром переживаем после смерти Таськи.
Оля уговаривала меня взять котёнка или взрослую кошку. Или собаку. Я склонялась к последнему варианту, но решила подождать до Нового года, потому что мы с Киром были не готовы менять образ жизни. Возможно, это помогло бы избавиться от депрессии, но… я просто не могла.
Впустить в сердце новую любовь после того, как потерял того, кого любишь — это нелегко. Наверное, именно поэтому я до сих пор не вышла замуж повторно, хоть Саша и исчез из нашей с Киром жизни четыре года назад. Более того, я даже ни с кем не встречалась. Что автоматически означает — не спала. Моим единственным мужчиной был сын. Настоящим и самым лучшим мужчиной.
Примерно через месяц после смерти Таськи Кир сказал нечто такое, отчего я впервые в жизни потеряла дар речи. Нелегко лишить этого дара профессионального редактора, но сыну это удалось.
— Мам, я кое-что понял. — Он начал говорить, когда я была за рулём, и услышав следующую фразу, я едва не выпустила этот самый руль из рук. — Мой папа — не настоящий мой папа.
Понимаете, да? Тут кто угодно потеряет дар речи.
Но дальше было лучше.
— Настоящий папа никогда не поступил бы с нами так, как он. Не ушёл бы от нас. Таська помогла мне понять это.
— Таська? — выдохнула я удивлённо.