Удивляться было некогда, чавчу навалились на байдары и быстро вывели их на мелководье. Инук стреляли на ходу, но не смогли ранить никого из отступающих врагов. Когда луораветлан уселись на весла, Элгар взял лук, прицелился и выстрелил. Черная молния взвилась к небу, и с берега послышались крики и ругань. Несколько вражеских стрел ударились о воду рядом с бортом байдары. Юноша увидел незримую тень ворона, взмывшую в небо над тем местом, где упал подстреленный инук. Души умерших воинов всегда обращаются черными воронами…
— Мы не бежим, мы уходим, — заметил Элгар.
Умка одобрительно хлопнул воспитанника по плечу.
— Они будут нас преследовать?
— Вряд ли, — хмыкнул старик. — Мы их здорово напугали. Сыроеды сначала залижут раны, а только потом начнут трясти кулаками и грозиться отомстить.
— Что их вождь? — Тиркыет присоединился к разговору. — Убили его?
— Лучше, — хохотнул Умка и кивнул на пленника, которого бросил на дно байдары.
Элгар поднялся, чтобы посмотреть на добычу. Пленник отпрянул и тонко закричал, закрывая при этом лицо руками.
— Нашел время чужих жен таскать, — фыркнул Рыгрин.
Умка помрачнел и нахмурился. Другие мужчины решили, что он разозлился, но Элгар понял, что за ошибку совершил старый медведь. Юноша силой отвел руки, которыми пленница закрывала лицо. Молодая женщина была невысокого роста, сложнее было оценить ее фигуру, она была закутана в просторную кухлянку и плащ с большим капюшоном, подбитым серым мехом. В таких капюшонах инук носили новорожденных детей. Пленница, однако, не была чьей-то женой или матерью — Элгар почувствовал это, едва поглядев на ее бегающие, испуганные черные глаза. Она была поразительно похожа на молодого вождя. Такие же выразительные глаза и белая кожа, разительно отличающаяся от обветренных лиц морян или грубой внешности охотников и кочевников.
— Живая? — спросил Умка. — Я уже думал, что насмерть задавил, пока нес.
Элгар продолжил рассматривать пленницу как диковинного зверька.
— Кто ты такая? — спросил юноша.
— Оставь ее, — посоветовал Умка. — Она, небось, языка настоящих людей не понимает.
— Амарок за эти слова сдерет с тебя шкуру и натянет на боевой барабан, — прошипела пленница.
Луораветлан расхохотались.
— Не сегодня, — утирая выступившие от смеха слезы, сказал Рыгрин. — Сегодня ваш волк битым ходит.
— Что же вы удирали с нашего берега, как тюлени от касатки? — лицо девушки раскраснелось, а голос дрожал.
Она старалась вести себя вызывающе и грубо, но Элгар не чувствовал в ней даже малой толики силы, которую излучал вождь инук.
— Осторожнее с ней, малыш, — предупредил Умка. — Это бешеная собака, хоть по ней и не скажешь. Во время боя она меня чуть ножом не пырнула.
— Я свяжу ей руки, — предложил Элгар.
Он без труда справился с этой задачей, хотя пленница изо всех сил сопротивлялась и ругалась. Остаток пути девушка молчала и старалась не смотреть на Элгара. По какой-то причине он пугал ее больше остальных гребцов, хотя и не участвовал в набеге.
***
Они вернулись на Имегелин, когда солнце наполовину скрылось за линией горизонта. В сгущающихся сумерках остров был угрюм и молчалив. На месте их вчерашней стоянки осталось много чужих следов, но островитяне, невидимые и неуловимые, как кэле, по-прежнему не показывались.
Вскоре запылал костер, и трое оленеводов начали танцевать вокруг яркого огненного цветка, хлопая в ладоши и песнями восхваляя свою удачу. Их тени скользили по крутому склону, касаясь белесой полосы прибоя. Элгар видел двух кэле, наблюдающих большими, как у нерпы, глазами за танцем чавчу. Он посмотрел на них и погрозил морю колчаном с оставшимися стрелами. Испуганные кэле с громким всплеском скрылись в темной воде.
— Тюлени? — вскинулся Рыгрин, увидев расходящиеся круги.
Люди подбежали к берегу, но не нашли ничего, кроме камней и вынесенных морем водорослей. Сматывая прикрепленный к гарпуну линь, Рыгрин решил выплеснуть разочарование на пленнице, которая за время их отсутствия успела подползти поближе к костру. Он несколько раз ударил ее ногой. Девушка сжалась, но не проронила ни звука.
— Оставь ее в покое, — приказал Умка.
— Не указывай нам, Умка, — вмешался Тиркыет, он затаил на старого медведя обиду за то, что тот не позволил проводнику участвовать в нападении, — поход закончился, ты нам больше не предводитель.
— Умолкни, — проворчал великан.
— Пусть лучше скажет, кого ты поймал, — предложил Элгар.
Тиркыет и Омрын возвращались в другой байдаре и еще не успели разглядеть пленницу. Рыгрин подтащил ее к костру, чтобы все смогли разглядеть красивое лицо и спутанные волосы.
— Похожа на молодого вождя! — загалдели люди, которые месяц назад участвовали в переговорах на Имегелине.
— Ну? — поторопил Умка.
— Видел ее… — Тиркыет нахмурился, пытаясь вспомнить, — инук ее сторонятся, слышал, как они что-то о каких-то тунерак говорили.
— Ничего ты не знаешь, сопляк, — сказал старый медведь, — держали там тебя в помойной яме, нечистоты у сыроедов выгребал. Омрын, ты что скажешь?
Кавралин пожал плечами: