Настоящее христианство

Сразу после Рождества 2004 года землетрясение и вызванная им волна убили за один день вдвое больше людей, чем число американских солдат, погибших во время всей войны во Вьетнаме. В нашем мире, на нашей планете происходят такие вещи, которые вызывают протест: «Это неправильно!», даже если в них никто не виноват. Тектоническая платформа сделала то, что обычно и делают тектонические платформы. В землетрясении мы не можем обвинить ни какого–то порочного международного капиталиста, ни появившегося на сцене слишком поздно марксиста, ни фундаменталиста с его бомбами. Оно просто произошло. И затем мы увидели боль мира, с которым что–то не в порядке, потому что здесь происходят вещи, подобные несправедливым приговорам судов, но с которыми мы практически ничего не можем сделать.

Самые красноречивые примеры можно найти в своем ближайшем окружении. У меня высокие нравственные стандарты. Я много думал о них. Я говорил о них проповеди. Я даже написал о них не одну книгу. Но я все равно порой им не соответствую. Граница между справедливостью и несправедливостью, между правильным и неправильным проходит не между «мы» и «они». Она проходит по самой жизни каждого из нас. Древние философы, в частности Аристотель, видели здесь какой–то изъян системы, сложную загадку. В целом все мы знаем, как должны поступать; но все мы умудряемся, пусть и не всегда, поступать иначе.

Разве это не странно?

Как это получается? С одной стороны, у всех людей есть даже не просто представление о справедливости, но страстное стремление к ней, желание сделать мир правильным, ощущение, что мир испорчен, которое постоянно гложет и гнетет нас, а иногда становится просто вопиющим — с другой же стороны, хотя люди тысячелетиями боролись, искали, любили, ненавидели, надеялись, спорили, размышляли, мы, похоже, столь же далеки от справедливости, как и члены всех известных нам сообществ древних времен.

* * *

И события недавних пор показали нам потрясающие примеры попрания справедливости. Некоторые люди говорят о том, что за последние полвека произошел упадок нравственности. На самом же деле это была эпоха, когда люди с особым вниманием относились к нравственным вопросам, быть может, самая нравственная эпоха за всю мировую историю, когда многих людей глубоко волновали конкретные события, которые указывали на то, что мир надо исправить.

Могущественные генералы посылали миллионы солдат умирать в окопах во время Первой мировой войны, тогда как сами они жили в роскоши на безопасном расстоянии от линии фронта. И когда мы читаем стихи людей, втянутых в эту ситуацию, мы видим, что за их горькими размышлениями скрыт гнев на безумие и, конечно, несправедливость происходящего. Почему это случилось? Как это можно исправить?

Взрывчатая смесь из разных идеологий привела к тому, что миллионы людей погибли в газовых камерах. Элементы религиозных предрассудков, дурные философские системы, боязнь «непохожих» людей, экономические сложности и потребность найти козлов отпущения — все это перемешал один блестящий демагог, который говорил людям такие слова, в которые хотя бы кому–то хотелось верить, и требовал приносить человеческие жертвы ради этого «прогресса». Стоит упомянуть Гитлера или холокост, как перед нами встают все те же вопросы. Как это могло случиться? Где здесь справедливость? Как к этому относиться? Как можно исправить мир?

А в частности — что мы можем сделать, чтобы предотвратить повторение подобных вещей?

Но, похоже, мы здесь бессильны. Никто не помешал туркам перебить миллионы армян в 1915–1917 годах (и на самом деле Гитлер, призывая своих соратников к убийству евреев, ссылался на это событие). Никто не встал между тутси и хуту, когда они убивали друг друга в Руанде в 1994 году. И хотя после холокоста и нацизма многие говорили: «Это не должно повториться», — все повторялось, и мы ужаснулись, убедившись в том, что никак не можем это предотвратить.

Существовал также и апартеид: великая несправедливость, касающаяся огромной массы населения. И такое положение вещей оставалось довольно долго. Разумеется, подобное происходило и в других странах, но в этих странах с большим мастерством умели давить оппозицию. Вспомните о «резервациях» для «американских туземцев». Как–то, посмотрев старый фильм «Ковбои и индейцы», я пережил шок: я понял, что в молодости я, как и большинство моих сверстников, пребывал в полной уверенности, что ковбои в целом были хорошими, а индейцы — плохими. Мир проснулся и стал осознавать расовые предрассудки, однако избавиться от них — все равно что выдавить воздух из баллона: пока ты занимаешься одним углом, другой надувается. Весь мир единодушно говорил об апартеиде: «Так поступать нельзя», — но отчасти это возмущение питалось тем, что психологи называют «проекцией», когда мы с легкостью осуждаем других за то, что делаем сами. Это очень удобно и приносит чувство глубокого нравственного удовлетворения, хотя оно ложное. Мы обвиняем кого–то в другой стране, не обращая внимания на то, что то же самое происходит рядом с нами.