Настоящее имя

Он сделал легкое, не лишенное своеобразной грации движение рукой, сжимающей пистолет... У Евсеева из глаз брызнули искры. Яички поджались, из горла вырвался хрюкающий звук. Ответработник ЦК КПСС не знал, что боль от удара может быть такой пронзительной - он на какое-то мгновение потерял сознание.

...Потом его что-то ужалило в руку. Евсеев дернулся и пришел в себя. Седой выпрямился, в руках у него был узенький шприц, тонкая иголка с рубиновой капелькой на конце ярко блеснула в свете настольной лампы. Алика смотрела округлившимися глазами - сквозь серую радужку проглядывало испещренное сосудами глазное дно.

Перехватило дыхание: на обонятельные рецепторы обрушилась лавина запахов - тяжелая волна аликиных духов, терпкий дух оружейного масла, пот нескольких человек - грубый мужской и нежный женский... Все чувства многократно обострились, комната вдруг деформировалась и изменила размеры, стол по наклонному полу поехал в угол, температура воздуха стала подниматься, будто кто-то на полную мощность включил отопление.

Алика продолжала смотреть с самым идиотским видом, словно ожидая, что сейчас у него вырастут рога или глаза засветятся неоновым огнем, а двое пришельцев ждали совсем другого и были уверены, что дождутся...

Жар распространялся медленными волнами. Иногда заключенных на допросе пытают с помощью прожектора, Евсеев слышал об этом. Ставят перед самым лицом, двести-триста ватт... Но ведь здесь никакого прожектора нет. Нет? А пот - градом... Алика поднялась с кровати, Евсеев увидел, что вся одежда на ней истлела, испарилась. Она рада, конечно, эта сучка, она всегда любила жару, жару и молодых самцов, ей хоть гангстера, хоть черта лысого давай, ей все мало...

- Где деньги? - лицо Карданова вытянулось в длину, нос съехал на щеку, рот по окружности передвинулся на лоб.

- Какие ещё деньги? - произнес Евсеев, сдувая горячий пот. - Никаких денег нет, они в банке... Есть бриллианты. Да, бриллианты есть. От пяти до пятнадцати карат.

Теперь лица вытянулись у седого и Алики. Мало того: они почернели, словно обуглились. Евсееву стало страшно. Он отвернулся. Но и там стояла Алика, её волосы от жара скрутились спиралями, как у негритянки, все тело тоже почернело, блестит от пота, губы вывернулись. Нет... Это невозможно!

- Где камешки? Где бриллианты? - надвинулось на него чье-то лицо. Это был Мулай Джуба, между сточенных треугольниками зубов торчат остатки мяса. Евсеев вдавился в спинку кресла.

Мулай Джуба улыбался. Евсеев понял, в чем дело: они в Борсхане, вот почему так жарко, они находятся в подвалах президентского дворца. Алика стоит перед ним, неприлично раскачивая тазом и показывая влажный розовый разрез между ног.

- В кабинете за зеркалом есть тайник... И двойной сейф в гостиной... В Марсельском отделении "Лионского кредита" два абонированных сейфа... Нельзя же все яйца складывать в одну корзину?

- Конечно нельзя! - Мулай Джуба поощряюще улыбался и хлопал его по плечу. - Теперь говори шифры. Только не спеши, надо ведь записать, правда?

И Алика улыбается розовым разрезом и Карданов перевернутым ртом на лбу, они одобряют его хитрость и предусмотрительность и он одобряет их обстоятельность и старательность.

- Обязательно запишите, а то забудете...

Действие сыворотки заканчивалось, Евсеев все чаще замолкал, обводя удивленным взглядом присутствующих. Обсыпанные потом брови выстраивались удивленным домиком. Он возвращался.

И Алика возвращалась, становясь обычной Аликой со светло-оливковой кожей, даже пижамные штанишки и мужская сорочка, наброшенная на плечи - вот они, на своих местах. И Карданов... И этот, седой... И смысл слов, которые вылетали из Евсеева в последние минуты, вылетали против его воли, - смысл тоже возвращался тяжелым бумерангом.

Он все рассказал. Все. Совершенно все. Но может быть, дело ещё можно поправить? Надо только придумать - как?

- Мы здесь уже двадцать две минуты, - сказал Спец, глянув на часы. Потом он посмотрел на Алику, у которой глаза стали похожи на пятнадцатикаратовые бриллианты. - Кто пойдет в кабинет?

- Иди ты, - сказал Макс. - Я присмотрю за ними.

Спец не стал спорить и выскользнул за дверь. Евсеев сидел, скрючившись, в кресле, смотрел в пол. Он покачивал головой, продолжая беззвучно разговаривать сам с собой. Время от времени его челюсти сжимались, под обвисшими толстыми щеками проступала твердая кость.

Из оцепенения его вывела Алика.

- Ты баран! - заверещала вдруг она. - Идиот! Тупица!.. Миллиарды, подумать только!! И все молчком, мне ни слова! Да ведь я уже сейчас могла вместо того, чтобы сидеть в этой поганой дыре, скупить всех менеджеров на Бродвее, выступать, записываться, сниматься!!.. Скотина! Ты для них эти деньги берег, да?! - её рука стрелой вытянулась в сторону Макса. - Для них, я спрашиваю?.. Да если бы на твоем месте был нормальный здравомыслящий мужик, он бы с этими деньгами... Я бы... Весь мир был бы у наших ног!.. А ты!!..