- Чо ты гонишь? - удивился Догоняйло. - У Татарина в мозгу что-то лопнуло, а Маз три штуки закрысятил, за это его Савелий и пришил! Слышь, а он крутой, Савелий... Ему человека завалить ничего не стоит! И бригаду себе подобрал - дай боже... Конченые отморозки, голодные, злые... Если он прикажет, любого на куски порежут! Его, по-моему, сам Директор побаивается!
- Чую я, Сашок, чую! Нутро подсказывает - за ту бабу! - Лобан тер ладонь о стол и нюхал, снова тер и опять нюхал.
- Совсем у тебя крыша едет! - махнул рукой Догоняйло. - Чего дальше-то делать будем?
Когда бармен Миша в четырнадцатый раз неизменно вежливым и ровным голосом напомнил им, что уже начало первого ночи, что заведение закрывается и в зале давно уже никого не осталось, Лобан вскинул голову и вонзил в него бешеный взгляд.
- Ты, гав-ввно, хочешь я тебя счас зарежу?!
Миша остолбенел, лицо его стало мертвенно-белым.
- Ладно, ладно, не волнуйся, - Догоняйло обнял дружка за плечи. - Все равно делать тут больше нечего... Пойдем погуляем!
Бармен незаметно испарился, гнев Лобана угас, он тяжело поднялся со стула. Обнявшись, кенты направились к выходу. Протаранив какой-то непонятный стол и непонятную бабу с шваброй, они громыхнули стеклянной дверью. Вывалились на улицу. Зашибись. Догоняйло тут же развернулся лицом к заведению и расстегнул брюки, чтобы отлить на дверь.
Но Лобан не дал. Потому что "Попугай" был его любимым баром, и не было в мире места лучше и роднее, точно так же, как и не было песни лучше и роднее этой... как ее...
- Потому что нельзя-ааа! - взвыл Лобан дурным голосом. - Потому что... Нельзяаа!! Потому что нельзяаа...
Он сделал паузу, чтобы прикурить.
Когда сигарета, воткнутая не тем концом, наконец зажглась, Догоняйло вступил вместе с ним:
- ...Быть каар-рррасивой такооой!!!
Они шли и распевали в две глотки, качаясь из стороны в сторону. Пугнули тетку с сумками, торчавшую на остановке. Остановили влюбленную парочку у магазина. Пока Догоняйло катал ногами парня, Лобан припер девушку к стенке и сделал ей интеллигентное предложение. Наверное, предложение не прошло, потому что он помнил, как бил её по щекам, как она вырвалась и бросилась бежать, а он свистел и улюлюкал вслед.
Потом они с Догоняйлой снова шли по улице, вперед и выше, все вперед и выше. Они были гордые, смелые и сильные. Потому что улица принадлежала им, и город принадлежал им, и страна тоже принадлежала им. Они были хозяевами своей страны. И хозяевами жизни.
- Там лох какой-то сзади тащится, - сказал Догоняйло. - Один. Давай его сделаем?
Лобан согласно кивнул головой:
- Давай. Пусть знает, сука, где ходить.
Они синхронно развернулись на сто восемьдесят градусов, красиво развернулись, как в кино, и пошли навстречу неизвестному лоху. Лобан сперва засомневался, поскольку лох оказался громадным мужиком, не вызывающим желания затевать с ним драку.
Но Догоняйло уже выдвинулся вперед, надевая на руку тяжелый шипастый кастет, и Лобан, следуя приемам нехитрой тактики уличных драк, стал обходить мужика справа.
Тот остановился. Внимательно посмотрел на друзей.
- Здорово, ребята, - сказал он низким глуховатым голосом.
- Здорова моя корова, - остроумно ответил Догоняйло, подступая вплотную.
Лобан аж зашелся от смеха, аж за живот схватился. Но смотрел внимательно: Догоняйло мастерски работал кастетом - раз! И тыква потекла или совсем лопнула... А глупый мужик стоял себе, как баран, явно не понимая, что его ждет.
- Кто из вас Лобанов? - спокойно спросил он.
До Лобана не успел дойти смысл фразы. Он увидел, как Догоняйло и этот мужик одновременно дернулись, и в следующее мгновение раздался отчетливый тошнотворный хруст. Но хрустел почему-то не череп, а - рука. Рука Догоняйлы. Мужик держал её за предплечье, аккуратно сворачивая кисть в то время как сам Догоняйло корчился где-то внизу, захлебываясь в утробном вое.
- Ты - Лобан? - мужик встряхнул неестественно вывернутую руку.
- ...нееееее... - провыл Догоняйло.
Мужик отпустил кисть и взмахнул ногой, будто пенальти пробил. Бесформенная фигура отлетела к мусорным бакам и распласталась на мокрой мостовой.
- Здорово, Лобан! Я тебя давно ищу...
Мужик медленно надвигался, буравя его маленькими медвежьими глазами. Всем своим обликом он напоминал разъяренного, поднятого из берлоги медведя.
Лобан сунул руку в карман. Стволов они с собой не брали: зачем стволы на отдыхе? А вот перо он всегда таскал, на всякий случай.
Раздался щелчок, выкинулось из потного кулака мутное лезвие, но уверенности не прибавило: все равно что с обрезом одностволки против танка...
- Брось! - приказал мужик страшным голосом.
И Лобан бросил свою последнюю надежду.
- А ты не такой дурак, как кажешься, - похвалил мужик и у Лобана появилась надежда, что все обойдется. - Пойдем, поговорим по душам...
Железная рука вцепилась в подмышку, вздернула слегка, и как крюком подъемного крана потащила на огороженный квадрат стройки. Лобан скосил глаза вверх. Огромный мужик разглядывал его с отстраненной брезгливостью, как филин прижатую когтистой лапой крысу.