Настоящее имя

Зеленоватый свет лампы делал лицо Маши загадочным и незнакомым, многозначительно блестели глаза. Таинственная красавица. Именно такой она и снилась Максу в Тиходонске, где он шесть лет влачил жалкое существование забитого работяги Сергея Лапина и спал на худом матрасе в убогой квартирке на Богатяновке. А под досками пола ночи напролет скреблись мыши.

- Бутылку белого мозельского, - сказал Макс. Это тоже пришло из тех, давних снов, где были чужеземные города и такие вот рестораны. Из его прошлой жизни.

- Может быть шампанского? - вслух размышляла Маша. - "Дом Периньон" или "Вдова Клико"?

Макс пожал плечами. Он знал, что бутылка французского шампанского вытягивает на несколько сот долларов. А у него в кармане было всего-навсего восемьсот, причем не на сегодняшний вечер, а на всю оставшуюся жизнь.

- Ладно, сегодня будем пить мозельское, - решила девушка.

Официант почтительно кивнул. Он ничего не записывал и очевидно полностью полагался на свою память.

- Выберете сами?

Виктор показал глазами на аквариум. Омары как будто застыли в ужасе, ожидая - кому будет вынесен смертный приговор.

- Нет, - Макс покачал головой. - Увольте.

- Я выберу, - сказала Маша. - Обязательно.

Через минуту самый крупный экземпляр был извлечен из аквариума и отправился на кухню в мельхиоровом ведерке.

- Тебе здесь нравится? - спросила Маша.

- Да, - сказал Макс. - Я не знал, что у нас появились такие рестораны. Все очень солидно.

- У них всегда порядок. Видел, на входе охранник с пистолетом?

- Это газовый. А ты часто здесь бываешь?

- Газовый? - удивилась Маша. - Как ты определил?

- На рукоятке нет кольца для страховочного ремня. И самого ремня нет. И запасной обоймы.

- Ты здорово разбираешься, - с явным удивлением отметила Маша.

На ней облегающее вечернее платье: синие молнии на черном. При каждом движении молнии вспыхивают в темной ночи, серебряные нити дождя оживают, бушует веселая июльская гроза. Макс хорошо знал тело, которое спрятано под этой тканью, линию бедер и форму пупка, и припухшие соски... Но она умело ушла от ответа на прямой и очень простой вопрос.

Виктор принес закуски. Фоа гра оказалась слабо прожаренной гусиной печенью, политой малиновым сиропом. А перед Максом поставил большую пустую тарелку с горсткой шинкованной капусты посередине и полужидким коричневым ободком вдоль края.

- Осторожно, тарелка горячая, - предупредил он.

Макс недоуменно попробовал капусту. Капуста как капуста... Коричневый ободок оказался острой приправой. Но к чему? Он ковырнул вилкой дно и тут оказалось, что тарелка не пустая: её заполняли тончайшие до прозрачности ломтики сырых королевских креветок. И острая приправа к ним очень подходила.

- Давай выпьем за встречу, - Маша подняла свой бокал и Макс сделал тоже самое. Я рад что ты вернулся.

- Я тоже.

В зале становилось шумно и душно. На эстраде вульгарный толстяк в широких шортах нес какую-то пошлятину, подъемом голоса то и дело выделяя ключевое слово: нимфомания! Гремела музыка, зал затягивали волны сигаретного дыма. За свободными столиками появились по две-три девушки, неторопливо потягивающие минеральную воду. Маша накрыла его руку прохладной ладонью.

- Чем ты думаешь заниматься?

- Не знаю.

Маша вежливо улыбнулась.

- Ты стал ещё скрытней, чем раньше...

Если сказать ей, что это чистая правда, что у него нет работы, нет выгодной на сегодня профессии и обязательного умения зарабатывать деньги, она конечно не поверит. Ведь она ещё помнит его загранкомандировки из которых привозились роскошные подарки и запретная в те времена валюта.

- А чем занимаешься ты? Как я понял, уже не летаешь?

Девушка покачала головой.

- Прошли большие сокращения. Треть стюардесс уволили, даже многих пилотов. Вначале устроилась в кооператив - нетрадиционные методы лечения, потом... В общем, как-то перекручивалась. Что с тобой?

- Не знаю. Что-то голова заболела...

- Дать таблетку?

- Обойдусь. Давай лучше ещё выпьем. Сосуды расширятся и все пройдет.

* * *

В плазме, среди сверкающих лабиринтов, рождался хаос.

Алкоголь, растворенный в крови, гнал красные шары быстрее и быстрее, футболил их с удвоенной силой, заставлял мертвеющие сосуды работать, сокращаться, расширяться...

Толчок. Еще толчок. Еще.

Несколько тромбов были разрушены и красный вихрь устремился в лабиринты, где смерть уже обживала для себя местечко.

Но "чужаков" было слишком много. И становилось все больше. Вместо разрушенных появились новые тромбы - пока ещё на периферии, где система тревожного оповещения молчит, потому что ничего страшного ещё не произошло.

Но страшное не заставит себя ждать. Плазма подхватывает слепленные в кучу колонии "чужаков", несет все ближе и ближе к главному лабиринту, за которым пульсирует, живет нечто... Жизнь. Сама жизнь, воплощенная в связке сокращающихся мышц.

Толчок. Толчок.

Идет последний отсчет. Уже скоро.

* * *