Пиркс допил очередной бокал вина и отрезал, наконец, кусочек нежнейшего, пахнущего дубовыми углями и провансальскими травами мяса. Но до рта так и не
– Предательство, Дик, вот что меня заботит. Не то большое предательство – в конце концов, у нас просто не было разумного выбора… Предательство маленького человечка… Ведь он нуждался в нас куда больше, чем огромная и могучая родина, которая прекрасно обошлась без двух своих граждан! Если бы он остался с нами,
– Послушай, Рон, но ты же сам отвез мальчика связнику из посольства, причем прямо у нас под носом, – мягко возразил Уоллес. Они работали вместе уже много лет и почти подружились, в особо откровенные минуты американец, по праву
– Да, я это сделал. Но тогда мы собирались всю жизнь просидеть в тюрьме. А потом… Мы изменили жизнь себе, но забыли о ребенке. Он рос в детском доме,
– Вы чувствуете вину, Рон? Комплекс вины и без того мучил вас все эти
– Не знаю. Наверное мог. Если бы захотел. Но я просто не думал об этом… А теперь думаю! Потому что вина перед абстрактной родиной ощущается куда менее болезненней, чем перед собственным сыном. Напоследок он спросил у меня свое настоящее имя… Он даже не знает своего имени! Вот что меня мучит, Дик. Я не
Уоллес отодвинул тарелку и промокнул губы салфеткой. Официант немедленно
– Голуби готовы, мсье, прожарка средняя. Можно подавать?
Американец кивнул. И дождавшись, пока официант отойдет, продолжил беседу.
– Сентиментальность вредит нашей работе, Рон. Поэтому я попытаюсь вас от
– Вот как? – Пиркс саркастически усмехнулся. Но Уоллес не обратил на это
– В Лондоне ваш сын встречался с русским резидентом. Сотрудники резидентуры следили за вашей машиной с момента выезда из тюрьмы… Не исключено,
Усмешка сошла с лица Пиркса.
– Так что сын попросту исполнял задание родины – так, кажется, у вас говорится? И если ваши бывшие начальники решат ликвидировать предателя, то… Не исключаю, что именно ему и поручат эту акцию. Так он сможет смыть позор
– Не может быть, – сказал побледневший Пиркс и осекся. Столь детские заявления недопустимы для профессионала. Уж он-то хорошо знал, что в этом мире
Принесли жареных голубей и Уоллес с прежним аппетитом принялся за еду. Излеченный от сентиментальности Пиркс тоже взялся за свое блюдо. И тут же подумал, что это ошибка – ни француз, ни англичанин не станут есть вконец остывшего барашка. Это типично русская манера. Уоллес придает большое внимание деталям и сейчас наверняка сделает замечание за демаскирующий жест. И действительно, американец поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза. Но
– И все же – почему именно сейчас? – задумчиво спросил он.
В разведке ничего не делается случайно. Проверять Птиц, провалившихся двадцать восемь лет назад, никто бы не стал, если бы давние события не были напрямую связаны с сегодняшним днем. С операцией "Доверие" – обеспечением возможностями внешней разведки получения Россией кредита от Международного
– Таким образом, факт перехода Томпсонов на сторону главного противника можно считать стопроцентно установленным, – сидя на краешке "гостевого" кресла
Новый Директор Службы внешней разведки, в отличие от своего предшественника, был не политиком, а разведчиком, поэтому его фамилию не знали журналисты, его фото не публиковалось в газетах, он никогда не давал интервью. Недавно ему присвоили звание генерал-полковника, но восторженные сообщения об этом так и не попали в прессу. Он откинулся в высоком вертящемся кресле и внимательно слушал, не перебивая и не задавая вопросов. Кроме Поликарпова и начальника Управления "С" в просторном кабинете никого не было, что
– И анализ поведения Бена после провала Птиц показал, что он тоже стал работать под контролем американцев. Как это все сказалось на его молодом секретаре, сказать трудно, но с большой долей вероятности можно предположить,
Он был совершенно спокоен, потому что не нес ответственности за события начала семидесятых. Более того, он-то и вытащил их из глубин времени, очистил от маскировочной паутины легендированной лжи и умелых имитаций, и преподносит
– Какие отношения были у Бена с Линсеем? – спросил, наконец, Директор.
Он не выглядел на свои пятьдесят два года – скорей всего потому, что не разъелся и не обрюзг, как другие генералы, особенно многозвездные. Те становятся жертвами специфического образа жизни: в эпоху, когда карьера определяется не личными качествами, а полезными связями, досуг обладателям лампасов приходится проводить в "тусовке" себе подобных, где интересы сводятся не к обсуждению книг, кинофильмов или проблем зарождения цивилизации, а к жратве и пьянке. Не будешь пить и жрать – карьере конец, будешь – разжиреешь и обрюзгнешь. Обычно выбирают второй путь, даже если здоровье подталкивает к