Настоящая жизнь

— Молча, — сказала я, — обязательно молча. Мы должны запаковать труп во что-нибудь нейтральное, вывезти его куда-нибудь за город и там спрятать так, чтобы сразу не нашли. А потом жить как ни в чем не бывало. Мы ничего не видели, ничего не знаем, никого не помним. Девица скрывалась? Скрывалась. Ее нашли и убили ее дружки. Уж они-то точно не будут расследовать ее смерть. Милиция в полном неведении, даже если и подадут родственники в розыск — ну, пропала и пропала. Уехала в теплые края! Ты никого в машину не подсаживал, сюда никого не привозил — вообще мы с тобой весь вечер вместе были, как всегда!

Я остановилась, перевела дух и посмотрела на ненаглядного. Он рассматривал меня с каким-то странным выражением.

— Ты так спокойно об этом рассуждаешь… — протянул он.

— Что значит — «спокойно»? — завелась было я, но прислушалась к себе и поняла, что он имеет в виду.

Действительно, я совершенно не волновалась. То есть я была сильно возбуждена, но это только подстегивало меня, хотелось немедленно действовать. И еще что-то изменилось внутри меня, но заниматься самокопанием сейчас не было времени.

— Ладно, тянуть нечего, не люблю неприятное надолго откладывать.

Я вошла в комнату. Там ничего не изменилось, труп по-прежнему валялся на диване. Я собрала разбросанную женскую одежду: белье, теплый свитер, юбку, ботинки… Из кармана юбки вывалилась косметичка. Я наскоро перебрала содержимое: пудреница, помада, носовой платок — все обычное, а вот еще: за подкладку засунуто немного денег и красная книжечка — паспорт.

— Полозова Каролина Викторовна, — прочла я вслух. — Ну и имечко! Русская, год рождения одна тысяча девятьсот семьдесят шестой, место рождения — город Новохоперск.

Я перелистнула страничку. Прописка в Новохоперске, потом еще один штамп — выписана, а здесь, в Санкт-Петербурге, штампа о прописке нет.

— Темная личность эта твоя Каролина. Нигде не прописана. Ну, так даже лучше. Родственников у нее здесь нет.

Я нашла в шкафу старые ножницы тетки Глафиры и аккуратно начала разрезать одежду во многих местах.

— Что ты делаешь? — вскричал ненаглядный.

— Одежду надо выбросить, я режу, чтобы никто не мог воспользоваться. На рваные тряпки никто не обратит внимания. Косметичку тоже выбросим, а паспорт надо бы сжечь…

Я сунулась было на кухню, но сообразила, что в квартире все еще достаточно газа. Как бы пожар не устроить! И я положила паспорт убитой девицы в потайное отделение своей сумочки.

— А как же мы ее повезем — голую? — ненаглядный как-то странно пустил петуха.

Я взглянула на него пристальнее и увидела, что в глазах у него стоят слезы. Этого только не хватало! Рыдать положено женщине, а плачущий мужчина смешон, не его это амплуа. Хоть и пишут в книжках, что даже самые сильные мужчины способны рыдать от переживаний и горя, я в это не верю. И плачущий мужчина вызывает у меня только отрицательные эмоции, потому что отец раза два в году напивается и плачет потом пьяными слезами о своей погубленной жизни.

— Немедленно прекрати! — проскрежетала я. — Не смей распускаться, у нас еще столько дел!

— Я не могу. — Он все-таки разревелся.

Второпях я сунула ему платок из косметички Каролины, это вызвало новый приступ плача. Бормоча ругательства, я бросилась на кухню и принесла ему мокрое полотенце. Вытирать слезы, смешанные с потом, мне пришлось самой — он уже и руки не мог поднять.

— Слушай, возьми себя в руки! — пыталась я его увещевать.

— Извини. Со мной никогда такого раньше не случалось.

— М-нда. Я тоже раньше никогда не прятала трупы.

Пока он приходил в себя, я прошлась по квартире и посмотрела, не упустила ли чего. Я забрала вещи Каролины, моих в квартире не было. В коридоре на гвоздике висели запасные ключи от машины ненаглядного. Сама не знаю почему, но я прихватила их, оглянувшись на дверь. Ненаглядный был в таком состоянии, что ничего не заметил.

— Ну что ж, приступим, — решительно сказала я и откинула закрывавшую труп Каролины простыню. — Скатерть тащи!

— Ка… какую скатерть? — заплетающимся языком спросил ненаглядный, в ужасе косясь на труп своей случайной подружки.

— Какую-какую, — передразнила я его, — самую большую, какую найдешь! Надеюсь, скатерти у тетки были?

— Сейчас…

Он полез на антресоли — довольно уверенно, надо сказать, — и вытащил оттуда большую красивую скатерть в ирисах, вышитых гладью.

— Сокровище! — воскликнула я с невыразимой мукой в голосе. — Неужели нет ничего попроще?

Он послушно достал скомканную невзрачную скатерть в бежевую клетку.

Мы разложили скатерть на полу возле дивана, и я осторожно взялась за труп, чтобы стащить его на пол. Ненаглядный смотрел на тело в ужасе и не мог к нему прикоснуться. Надо сказать, мне это тоже не доставляло большого удовольствия, но я виду не показала и прикрикнула:

— Сейчас ты к ней боишься прикоснуться? Раньше надо было бояться, тогда бы и не случилось ничего! Все из-за тебя! Ну, посадил бы в машину, подвез куда надо, — извините, мол, девушка, больше ничего не могу для вас сделать, меня любовница ждет… А ну, берись!

Он выполнил команду, быстро и не раздумывая, как в армии.

— Молодец!