– Ты сейчас же ляжешь в постель. Я пошлю Джилл на кухню, чтобы тебе приготовили там горячего молока с вином. Ты выпьешь и уснешь. Вот увидишь, когда проснешься, тебе будет гораздо лучше.
Мэри осуждающе покачала головой.
– Все вы, молодежь, себя не бережете.
Йен выпрямился.
– Я постарше тебя.
– Ну, так и веди себя соответствующим образом! – она подняла с пола свой чепчик. – А теперь скажи мне, наконец, как пройти в западное крыло?
Йен только и ждал этого момента, чтобы улизнуть. Ей, впрочем, тоже не терпелось уйти. По дороге в свою спальню она колебалась между желанием дать ему пощечину и желанием выяснить, понимал ли он, что делает. Хотя для пощечины, пожалуй, уже поздно.
Каждый мужчина, который последнее время совал нос в ее дела – а не считая этого мимолетного эпизода, она всегда имела в виду под «каждым» Себастьяна, – требовал от нее чего-нибудь. Чего-то вроде преданности. Честности. Порядочности.
Или желал научить ее чему-нибудь. Желать. Переживать. Чувствовать. Чувствовать, что угодно.
Порядочности, честности, преданности она научилась сама за последние десять лет, а чувствовать ее учить нечего. Она была не только Мэри Роттенсон, но и Джиневра Фэрчайлд тоже. А Джиневре были доступны такие чувства, о которых этот холодный надменный Себастьян и представления не имел.
Как раз сейчас самые разные чувства обуревали ее. Досада, потому что ей не удалось найти похитителя дневника. Презрение к Йену за дерзость, с которой он хотел заменить ею кого-то, кто обманул его романтические ожидания. И, конечно, злость на Себастьяна, потому что… потому что он был Себастьян.
– Мисс Фэрчайлд! – Джилл отчаянно махала ей руками из открытой двери, пытаясь привлечь ее внимание.
Мэри подошла к ней.
– Это моя спальня?
– Да, но я должна сказать вам… – Джилл указала внутрь комнаты, но вдруг, приглядевшись к Мэри, вытаращила глаза.
– Мисс Фэрчайлд, что с вами произошло?!
– Ты о чем?
– У вас волосы распущены и платье в таком беспорядке!
Джилл дотронулась пальцем до пуговицы, и та оторвалась и со стуком покатилась по полу. Теперь Джилл говорила с ней, как старшая сестра.
– А ваши губы… они распухли!
Джилл с силой хлопнула себя по бедрам.
– К вам, видно, все-таки пристал какой-то мужчина, так ведь? А я говорила вам, не ходите одна по коридорам! Для красивой богатой женщины это опасно.
Мэри моментально вскипела. Ей, конечно, не следовало сердиться на Джилл, ведь девушка желала ей только добра. Но в данный момент Мэри была более чем не расположена выслушивать перечисление своих недостатков и ошибок.
– Это было просто недоразумение! Послушай, Джилл, я хочу, чтобы ты немедленно пошла на кухню и распорядилась приготовить питье для мистера Йена.
– Так мистер Йен и сделал это?! – Взвизгнула от негодования Джилл.
– Тш-ш-ш. – Мэри оглянулась по сторонам. В коридоре никого не было видно, но она бы предпочла, чтобы этот эпизод оставался в тайне. – Добра не будет, если Себа…
Мэри сама себя оборвала. Какое ей дело до того, что подумает Себастьян? Что она несет? Ей это безразлично и все же… как бы чего не вышло, если пойдут слухи о поступке Йена. Некоторые из гостей – мужчин, в особенности те, кто открыто высказывал свое презрение к Фэрчайлдам, могут что-нибудь да заподозрить.
– Мистер Йен теперь болен, – сказала Мэри спокойно. – Он скоро поправится, и мы снова станем добрыми друзьями, но пока… – Мэри перевела дыхание, – мистер Йен очень милый, но сейчас он немного не в себе. И он болен. Я уверена, что он болен. Ему необходимо это питье.
Джилл не трогалась с места. Она застыла, беззвучно шевеля губами, пока Мэри не махнула ей рукой.
– Ступай. Делай, что тебе говорят!
Мэри распахнула дверь к себе в спальню, услышав при этом, как Джилл так резко закрыла рот, что у нее лязгнули зубы.
– Но мисс Фэрчайлд, я должна вам сказать…
Мэри уже вошла в спальню, и дверь за ней захлопнулась. Она стремительно обернулась, но ей не было необходимости слышать этот низкий голос и видеть его крупную фигуру, чтобы знать – Себастьян стоит перед ней, скрестив руки на груди.
– Она хотела предупредить вас, что я вас жду. А я хотел сказать вам, – он сделал шаг вперед и приподнял прядь ее распустившихся волос, – что вы без сомнения вероломнее всех Фэрчайлдов, когда-либо родившихся на свет.
Глава 17.
Да, у Мэри выдалось действительно трудное утро. Ее назвали убийцей и угрожали вымогательствами. Ее намерения расстроить планы похитителя дневника не удались из-за обилия подозреваемых. С нею возмутительно обошелся единственный ее кузен, к которому она питала какое-то уважение. А теперь взбешенный Себастьян, прислонившись к двери ее спальни, уставился на нее так, словно она была самым презренным из насекомых.
Но Мэри, стойко сохранявшая хладнокровие и в общении с наглой прислугой, и с дерзкими благородными гостями, и сейчас не позволит себе его потерять.
– Что вы делаете у меня в спальне?! – голос ее прозвучал громче, чем она того желала. Мэри несколько раз глубоко вздохнула, чтобы вполне овладеть собой.