Настоящая леди

Он решительно взял поднос из рук Джилл.

– Я накормлю ее. Вы можете идти.

– Я вполне могу поесть сама, – сказала Мэри. – И Джилл, конечно, останется при мне.

– Да, я помогу ей, милорд. – Джилл снова храбро взялась за поднос.

Себастьян холодно улыбнулся, так, что Джилл побледнела. Это случалось всякий раз, когда он улыбался.

– Я останусь со своей невестой и накормлю ее, – в голосе его послышалась нотка раздражения.

– Но я уже вполне отдохнула после дороги, – запротестовала Мэри.

– Не успокоюсь, пока не буду полностью в этом уверен.

Себастьян спокойно опустил поднос прямо Мэри на колени и, развернув, встряхнул салфетку. Он начал было заправлять ее Мэри за декольте, но та, резким движением выхватив у него салфетку, расправила ее и постелила у себя на коленях, сдвинув поднос дальше.

Она управляла своим раздражением так же, как и он своими торговыми операциями. У нее было слишком много общего с миссис Бэггот. Не только опыт по прекращению приставания благородных гостей, но и подозрительность и настороженность.

В болезни у нее открылась и новая черта. По пути из Шотландии она несколько смягчилась. Стала беспомощной. Ребенок, нуждающийся в заботливом уходе. И кто-то должен был о ней позаботиться.

Леди Валери для этого не годилась. Ее стихией было совсем другое. Она могла свести с ума кого угодно. Она могла провести юношу сквозь причудливый лабиринт высшего общества, но дети… дети бежали от нее, крича от страха. Нет, тут леди Валери – не помощница. Себастьян знал, что если он хочет, чтобы Мэри не ударила в грязь лицом в Фэрчайлд-Мэнор, ему следует постараться, чтобы она благополучно дожила до того момента, когда от нее потребуется полное напряжение всех ее сил и возможностей.

К собственному удивлению, ему доставляло удовольствие ухаживать за ней.

Себастьян нахмурился, ощущение такой зависимости досаждало ему.

Может быть, стоит завести какое-нибудь домашнее животное. Он явно чувствовал в себе потребность заботиться о ком-то.

Мэри сняла с подноса серебряную крышку. Со своей обычной аккуратностью она положила великолепно отделанный предмет на столик у постели и взглянула на свой ужин. В маленьком глиняном горшочке был пудинг. Спальня наполнилась смешанным ароматом сливок, яиц и корицы.

Сев на постель рядом с ней, Себастьян потянулся за ложкой. Успев схватить ее раньше, Мэри сильно ударила его ложкой по пальцам и приступила к еде.

Она сломала золотистую корочку, и новая волна аппетитных запахов распространилась по комнате. Попробовав, Мэри зажмурилась от удовольствия. Себастьян следил, как она смаковала пудинг, как она проглотила его и он проскользнул в ее нежное горлышко. Ее пышная грудь всколыхнулась, когда она вздохнула. Розовый язычок слизнул с губы прилипшую крошку.

Себастьян воображал себе, как этот глоток придает ей силу, возвращает румянец ее коже и блеск волосам.

Он представлял себе, как, покончив с пудингом, она откинется на подушки и станет отдыхать, сытая и довольная, пока он не разденет ее и не доставит ей удовольствие другого рода. Удовольствие, которое насытит ее душу.

Почти что с изумлением он осознал, что просто не в силах не овладеть ею. Он понял, что всегда ее желал. Леди Валери это сразу заметила. В какой-то момент он действительно позволил другим соображениям взять верх. Но она принадлежит ему. Быть может, не навсегда, но хотя бы пока они здесь, в Фэрчайлд-Мэнор.

У Мэри снова появился аппетит. Она наслаждалась вкусом и запахом еды. Восхитительный аромат пудинга почти что одурманил ее, заставил забыть, что за ней наблюдают.

А он всегда наблюдал за ней, вызывая у нее чувство тревоги и неуверенности в себе. Но Мэри намеревалась раз и навсегда отучить его от этой привычки. В конце концов, он всего лишь мужчина. Леди Валери уверяла ее, что мужчины легко поддаются обучению.

– Неплохое угощение для болящей, – сказал он.

– Хотите попробовать? – неожиданно для себя спросила она.

Он удивился такому предложению.

– По-моему, вам самой необходимо подкрепиться.

– Да, пожалуй. – У нее и в самом деле не было никакого желания делиться с ним. И все же на какое-то мгновение лицо этого человека смягчилось и глаза его затуманила нежность. А может быть, благодушие. А может быть, подумала Мэри, его просто распирали газы.

Но взгляд его со вниманием провожал каждое движение ложки от золотистой корочки до самых ее губ. Хотя у него и слишком тонкий вкус, чтобы удовлетвориться пудингом, но Мэри видела, что он, безусловно, голоден. В бытность ее экономкой ей доводилось кормить многих, так что глаз у нее был наметанный.

– У вас прямо слюнки текут, – сказала она. Этого, конечно, она видеть не могла, но зато, когда он смотрел ей в лицо, рот у него был слегка полуоткрыт, и кончик языка двигался за нижней губой.

– Я пошлю еще за одной ложкой, – предложила она.

– Не нужно. Я стану есть вашей.

Мэри еще не успела отодвинуть от него ложку подальше, как он схватил ее за руку. Открыв рот, он поднес ее руку с ложкой к своим губам. Лицо его утратило всякое выражение. Раздув ноздри, он жадно облизал ложку сначала изнутри, а потом, повернув руку Мэри за кисть, и снаружи.