Настоящая крепость

- Значит, вместо того, чтобы доставить ему это удовольствие, ты собираешься доставить ему удовольствие от того, что он действительно замучит тебя до смерти?! - Хоуэрд сильнее замотал головой. - Сэмил, это словарное определение слова "глупый"!

- Возможно. - Улыбка Сэмила была кривой, но в ней была тень настоящего веселья. Затем улыбка исчезла, и настала его очередь покачать головой. - Эрейк Диннис нашел в себе моральное мужество и веру, чтобы говорить правду, когда ему дали шанс купить легкую смерть ложью, Хоуэрд. Могу ли я сделать меньше? И могу ли я дать Жэспару Клинтану орудие моего собственного самоубийства? Дать ему возможность крикнуть всему миру, что членам Круга, в конце концов, не хватило веры, чтобы ответить на Вопрос и Наказание Шулера за то, во что мы действительно верили? Позволить ему снизить нашу приверженность до уровня его собственных амбиций и жадности? Ты знаешь, что у него никогда не хватило бы смелости столкнуться с чем-то подобным из-за своей веры, из-за того, во что он верит. Должен ли я сказать остальным членам викариата, остальной Церкви Божьей, остальным детям Божьим, что на самом деле это была всего лишь еще одна борьба за власть? Еще одно соревнование по поводу того, кто у кого собирается отнять политическую власть? Если я это сделаю, что произойдет со следующим Кругом? К следующей группе мужчин и женщин, которые могли бы успешно противостоять Жэспару Клинтану? Или его преемнику? Или преемнику его преемника?

Хоуэрд Уилсин посмотрел на своего брата, и на мгновение, когда он услышал страсть, все еще светящуюся в голосе Сэмила, увидел абсолютную, непреклонную приверженность, все еще горящую в глазах Сэмила, он увидел и кое-что еще. Воспоминание о другом дне, когда ему было... что? Шесть лет? Что-то в этом роде, - подумал он, - вспоминая тот день в лодке, вспоминая, как его старший брат - старший брат, которому он всем сердцем хотел подражать, - насаживал для него наживку на крючок.

Это было странно. Он не думал о том дне буквально годами, но теперь сделал это и вспомнил его с такой абсолютной ясностью. Солнечный свет Тэншара согревал его плечи, то, как он наблюдал за пальцами Сэмила, восхищаясь их ловкостью и желая, чтобы у него были такие же. Бессвязный разговор, который сопровождал их долгую, ленивую рыбалку - с прохладой, исходящей от воды и охлаждающей лодку под их босыми ногами, даже в то время, как банки на лодке становились неудобно горячими под густым солнечным светом, льющимся сверху, и ветерок с берега доносил пыльцу и запах шиповника, щекочущий их ноздри, как густой золотистый фимиам.

Он вспомнил, что они поймали не так уж много. Не в тот день. Конечно, не хватило на ужин для всех, хотя их мать преданно очистила и зажарила их скудный улов для них двоих - и для нее, родителя, чьи отважные охотники и рыбаки все-таки сумели ее накормить, в то время как их отец изо всех сил старался - так сильно! - не смеяться.

Но если Хоуэрд Уилсин в тот день поймал не так уж много рыбы, то он поймал кое-что еще. Он поймал великий приз, рокового кита призов, радостный приз, левиафана, которому он отдал всю свою жизнь. Ибо, пока они рыбачили и вялый разговор плыл, как еще один ветерок над озером, Сэмил пересказывал истории. Чудесные истории об архангелах и об их обязанностях. О наследии, которое Шулер оставил семье Уилсин. О рассказываемых шепотом легендах, согласно которым они были... могли быть... могли быть потомками самого Шулера. О цене, которую заплатили их предки, чтобы служить Матери-Церкви, и о торжественном, наполненном радостью бремени долга.

Сэмил не в первый раз рассказывал ему эти истории, но в тот день все было по-другому. Тогда он этого не понимал. Не совсем. На самом деле, - с удивлением подумал он, - до этого самого момента он по-настоящему не осознавал, насколько все было по-другому. В тот день, когда он увидел блеск в глазах Сэмила и ощутил то же самое в своих собственных, он не понимал, куда эти истории приведут их обоих.

Теперь он это сделал. И он почувствовал, как горько-сладкая улыбка появилась на его губах, когда это осознание наконец коснулось его.

Глупо, правда, подумал он. Это было единственное подходящее слово для этого. Глупо для двух мальчиков - даже Сэмилу не могло быть больше пятнадцати - думать о таких серьезных мыслях. Распознать их священническое призвание в благовониях озерной воды и пыльцы, в запахе банки с наживкой, в краске и лаке гребной лодки. Чтобы осознать, по прошествии лет, что это был тот день, когда они по-настоящему посвятили себя задаче, которую Бог поставил перед их семьей много веков назад. И все же это было именно то, что они сделали. Теперь он знал, что эта золотая жемчужина дня была истинным началом их решения взяться за дело, посланное им Богом.