Настоящая королева

— Именно, — сказал Стивен. — И я не стану повторять прежних ошибок. В прошлый раз я был разочарован. Кое-кого потревожил.

— О чём ты говоришь? — спросил Фратекс Пелл. — О каком прошлом разе?

— Я все уже тебе сказал. Чорон нашел себя. Я нашел себя. Меня.

— Ты Чорон? — пораженно спросим Пелл.

— Да. Или, да и нет. Как и все остальное, это не просто. Понимаешь, время в НеМире — забавная вещь. Человек, которого ты называешь Чороном, и человек, которого зовешь Стивеном, являются эхом и источником другого, и оба делали все, чтобы исполнить обещание того, кто восстанет, когда мы найдем трон. В качестве Чорона мне не удалось добиться желаемого результата. Но как Стивен я это сделаю.

— Ты утверждаешь, что ты есть возрожденный Чорон?

— Нет. Представь, что я тронул струну лютни. Она дрожит, колеблется, она уже занимает больше пространства, чем струна. К тому же она производит звук. Можно сказать, что Стивен есть дальняя граница колебаний слева, а Чорон — справа. Но речь идет об одной и той же струне и об одном и том же звуке. Мы едины, и всегда были такими, даже до того, как к струне прикоснулись пальцы.

— Ты хочешь, чтобы я слишком многое принял на веру.

— Мне все равно, поверишь ты мне, или нет. В конце концов, ты ревестури и все подвергаешь сомнению. И это замечательно. Я не стану утверждать, что не словчил для достижения необходимого результата. Как Чорон, я нарушил закон смерти и сделал себя бессмертным, потому что нужно много времени, чтобы отыскать трон. Конечно, мои враги нашли способ уничтожить мое тело, но я уже знал, как найти свои отражения в прошлом и в будущем, и в какой-то момент они поняли обо мне все, после чего мы вместе сумели добиться… этого. Получилось очень интересно.

— Значит, ты больше не Стивен.

— А ты меня совсем не слушаешь, не так ли?

Фратекс нахмурился.

— Когда ты говорил о том, что Чорон нарушил закон смерти, чтобы стать бессмертным… быть побежденным…

— Да! — вскричал Стивен. — Мне было интересно, сколько времени тебе потребуется, чтобы это понять. Получилось очень весело, как я и рассчитывал.

— Ты Черный Джестер.

— Ты же знаешь, я никогда так себя не называл. Мне кажется, это оскорбление.

— Святые, — пробормотал Фратекс.

— Фууду-оглис! — передразнил Стивен. — Я это только что придумал, — признался он. — Это тоже ничего не значит.

— Ты не можешь быть Черным Джестером, оставаясь одновременно Стивеном Дариджем, — заявил Пелл. — Фратир Стивен хороший человек, неспособный совершать злые поступки Черного Джестера. Если ты тот, кем себя называешь, значит, ты вселился в брата Дариджа. Или ты просто спятивший брат Стивен.

— Какое разочарование, — сказал Стивен. — Ты так красиво говорил об интеллектуальной чистоте Ревестури, о том, как твой метод рассуждений отделяет тебя от твоих противников, но ты все еще твердишь о добре и зле. Честно говоря, это печально. Был ли Чорон хорошим человеком? Просто поверь: я поднимался в горы, как Чорон, а несколькими годами позднее был Черным Джестером. Различие состоит в силе; тот, кого ты называешь Стивеном, есть Черный Джестер, лишенный силы. Но в своем центре мы единое целое. Добро и зло есть лишь суждения, а в данном случае они произнесены без понимания.

— Черный Джестер привязывал бритвы к пяткам и локтям детей и заставлял их драться, как петухов, — сказал Фратекс Пелл.

— Я уже говорил тебе, что я был разочарован, — заявил Стивен. Возможно настолько, что немного сошел с ума.

— Немного?

— Это не имеет значения. Все изменилось, и теперь я вижу путь.

— И что же ты видишь?

— Трон седоса появится вновь, чего никогда не было во времена Чорона. На самом деле, он уже появился; в некотором смысле, его могущество достигло вершины. Однако пока один человек еще не может востребовать всю его силу. Я контролирую существенную часть. Другой Фратекс Призмо, кем бы он ни был, также имеет серьезные притязания на него. Но самая сильная — Энни Отважная, поскольку Виргенья оставила ей кратчайший путь, как своей наследнице — и основала тайную организацию, которая должна позаботиться о том, чтобы ее наследник получил этот дар, если такое время когда-нибудь наступит.

— Почему?

— Я не знаю. Возможно, она считала, что ее потомок пойдет по ее стопам, откажется от силы и спрячет трон еще на две тысячи лет.

— Может быть, она так и сделает.

— Во-первых, сейчас этого будет недостаточно. Нарушен закон смерти. Терновый король мертв, и леса во всем мире умирают, а когда они умрут, за ними обязательно последуем и мы. Но неужели ты ничего не видел? У тебя бывают видения?

— Конечно, иногда бывают.

— Ты видел, каким станет мир, если Энни сядет на трон седоса?

— Нет. И я не искал такого видения, а потому оно меня не посетило.

— Трехтысячелетнее правление ужаса, которое делает мою маленькую эпоху детской забавой. А в конце ее правления мир исчезает.

На лице Пелла появилось беспокойство, но он пожал плечами.

— Но об этом говоришь лишь ты, — сказал он. — Кроме того, далеко не все видения оказываются истинными.

— Это так. Вот почему я здесь.

— И зачем же?