Наставники

Она ввела меня в такую же просторную, как гостиная, спальню и громко сказала:

– Это мистер Элиот, он пришел тебя навестить. Я оставлю вас вдвоем.

– Очень рад вас видеть, – отозвался с кровати Ройс. Его голос, резковатый, веселый и задушевный, нисколько не изменился, хотя я разговаривал с ним в последний раз еще до болезни. И на мгновение мне показалось, что он совершенно здоров.

– Я объяснила мистеру Элиоту, что врачи ожидают полного выздоровления к концу триместра, – сказала леди Мюриэл. – Но сегодня тебе не стоит переутомляться. – Она разговаривала с ним в точности так же, как со мной. – Через полчаса я вернусь за вами, мистер Элиот.

С этими словами она ушла.

– Присаживайтесь, – сказал мне Ройс. Я пододвинул стул к его кровати и сел. Он лежал на спине, разглядывая гигантский – чуть ли не во весь потолок – лепной раскрашенный герб нашего колледжа. Он немного похудел, но щеки у него были по-прежнему круглые; его темные волосы слегка серебрились только у висков и над ушами, морщин на лице почти не было, а губы казались по-юношески свежими. Ему уже исполнилось шестьдесят два года, но выглядел он гораздо моложе.

– Удивительно это приятно, – не скрывая радостного возбуждения, проговорил он, – узнать, что со здоровьем у тебя все в порядке. Перед обследованием мне, признаться, было немного не по себе. Не помню уж, говорил я вам или нет, что не очень-то жалую врачей, но вчера вечером я слушал их с огромным удовольствием.

Он улыбнулся.

– Я, правда, ощущаю какую-то странную утомленность. Но это, наверно, вполне естественно – после всех этих зондирований и анализов. Должно быть, язва все же и аппетит портит, и силы отнимает. Мне придется лежать, пока она окончательно не зарубцуется. Но я надеюсь, что с каждым днем буду чувствовать себя все лучше и лучше.

– Улучшение не всегда наступает сразу. – Я смотрел в окно поверх высокой спинки кровати; больной видел только потолок и прямоугольник безоблачного неба, но моему взгляду открывался весь заснеженный дворик. Не отводя глаз от окна, я проговорил: – Вам не следует беспокоиться, даже если вы на время почувствуете себя хуже.

– Ну, долго-то мне беспокоиться и вообще не придется, – возразил он. – Я вот говорил вам, что немного нервничал перед обследованием, но вместе с тем меня просто поражало мое неистребимое любопытство. Я, например, очень огорчался, что не успею выяснить, как Совет решит насчет этих пчелиных ульев в саду. Мне искренне хотелось узнать, получит ли сын старины Гея работу в Эдинбурге. Я от души порадуюсь, если получит. И уверяю вас, это будет заслуга миссис Гей. Между нами говоря, – он доверительно понизил голос, – люди ошибаются, когда считают всех выдающихся ученых необыкновенно мудрыми. – Он по-мальчишески хихикнул. – Да, мне было бы обидно, если б я не смог удовлетворить своего любопытства. И если б не успел дописать книжицу о ранних ересях.

Ректор занимался сравнительной историей религий, однако это совсем не влияло на его собственную религиозность: он оставался таким же бесхитростно верующим, как в детстве, словно ученые занятия не имели никакого отношения к его личности.

– Когда вы думаете ее закончить?

– Самое большее года через два. Некоторые главы я предложу написать Рою Калверту.

Он снова хихикнул.

– И мне было бы страшно обидно не дождаться будущего года, когда выйдет в свет замечательная книга Роя. Вы помните, с каким трудом мы добились его избрания в Совет? Некоторые наши друзья органически тянутся к серости. Подобный выбирает подобного. Или, говоря между нами, – он снова понизил голос, – бездарный выбирает бездарного. Я очень жду книги Роя. С тех пор как у нас гостили немецкие ученые, наши коллеги подозревают его в одаренности. Но когда выйдет книга, им придется признать, что такого замечательного исследователя не было в нашем колледже уже лет пятьдесят. Скажут они нам спасибо за то, что мы поддержали его? Как вы полагаете – скажут они спасибо старине Брауну, вам и мне, а?

Его смех был веселым и озорным, но я видел, что он очень утомлен.

Когда я поднялся, чтобы уходить, он сказал:

– Надеюсь, в следующий раз мы поговорим подольше. Время теперь работает на меня.

Попрощавшись с леди Мюриэл и Джоан, я вышел в освещенный зимним солнцем дворик. Мне было очень тяжко.

Во дворике меня окликнул Кристл – высокий, мускулистый и массивный человек с неспешной, но легкой походкой.

– Вы, значит, уже видели его? – полувопросительно проговорил он.

– Видел, – ответил я.

– И что же?

– Грустно.

– Мне и самому грустно, – сказал Кристл. Его колючую решительность люди часто принимали за агрессивность. Сегодня он казался особенно резким. По его лицу с хищным ястребиным носом, по твердому взгляду было видно, что он привык отдавать приказания.

– Мне и самому грустно, – повторил он. Я видел, что он и правда расстроен. – Вы разговаривали с ним?

– Конечно.

– Мне тоже надо его навестить. – Кристл твердо, уверенно посмотрел мне в глаза.

– Он очень утомлен.

– Я не буду у него задерживаться.

Мы прошли несколько шагов в сторону Резиденции.