Наставление в христианской вере, тт. 1,2

повторяют леденящее душу изречение Аристотеля³⁵. Утверждая, что душевные добродетели суть инструменты, используемые согласованно с внешними частями тела, эти мужланы цепляются за тело так, будто душа не в состоянии жить без него, и всячески превозносят природу, умаляя тем самым имя Божье³⁶. Получается, что душевные добродетели должны ограничиваться служением телу. Я спрашиваю: что может быть общего между телесными чувствами и высокой, благородной способностью измерять небесный свод, исчислять звёзды, определять величину каждой из них и расстояния между ними, а также скорость их движения и угол склонения? Я признаю, что астрология полезна в этой бренной жизни, благодаря чему тело в некотором отношении может пользоваться плодами изысканий души. Но я хочу показать, что душа обладает своими собственными способностями и добродетелями, вовсе не связанными с телом в такой степени, что их можно было бы назвать органическими или инструментальными и рассматривать вместе с телесными чувствами, как пару волов, впряжённых в одну телегу.

С помощью этого примера читателю будет легко усвоить всё остальное. Несомненно, что такая подвижность и разносторонность души, которая способна обозревать небо и землю, увязывать прошлое с будущим, сохранять память о давно минувшем и создавать представление о благе, есть признак божественности в человеке³⁷. Душа наделена столь живым воображением, что поистине может быть названа матерью чудес во всяком роде искусств. Более того, в состоянии сна она не только сохраняет подвижность, но и постигает множество хороших и полезных вещей, осознаёт смысл различных явлений и даже провидит будущее. Что можно сказать обо всём этом? Только одно: запёчатлённые Богом в человеке знаки божественности неистребимы.

Но возможно ли признавать божественность человека и отвергать его Творца? Возможно ли признавать, что мы, люди, будучи всего лишь землёй и прахом, одарены способностью суждения и различения добра и зла, и при этом отвергать существование небесного Судьи? Неужели весь мир не находится под неусыпным правлением Бога, если мы даже во сне в какой-то степени сохраняем способность мыслить? Неужели человек будет возвеличен и прославлен как создатель множества драгоценных и желанных вещей, а вдохновивший его на все свершения Бог будет лишён хвалы? Ибо очевидно, что всё, чем мы обладаем, дано нам извне — одному больше, другому меньше. Что же касается болтунов, утверждающих, будто мир сохраняет своё существование благодаря какой-то потаённой инспирации, то это не просто пресные и безвкусные фантазии, но явное язычество. Они с удовольствием вычитывают у языческого поэта, что небо и земля, поля, луна и звёзды питаются и поддерживаются неким духом и дух этот, распространяясь повсюду, сообщает движение материи и образует из неё тела. Отсюда-де происходит жизнь людей, зверей, птиц и рыб; при этом во всех вещах сохраняется нечто от изначального небесного огня^а.

Но разве это не бесовство — утверждать, что мир, сотворенный ради демонстрации славы Божьей, сам является его творцом! Между тем именно таким образом высказывается Вергилий, автор приведённых выше слов. Следуя общепринятому среди греков и латинян мнению, он говорит, будто пчёлы обладают некоторой частицей божественного духа и получили от небес некоторые добродетели, так как бог распростёрт в мельчайших чертах земли, моря и неба. Поэтому дикие и домашние животные, люди и всё сущее получают малую толику жизни, а затем возвращают её и растворяются в первоначале. Таким образом, оказывается, что смерти вовсе нет, а всё когда-либо существовавшее возносится к небу и пребывает среди светили Нечего сказать, большую пользу извлекли бы мы из этого немощного рассуждения о космическом духе, поддерживающем существование мира, если бы обратились к нему с целью взрастить в наших сердцах истинное благочестие!

Ещё яснее это обнаруживается у другого мерзкого поэта по имени Лукреций. Своим собачьим лаем он стремится уничтожить всякую религию, подкрепляя богохульство якобы философскими умозаключениями. Короче, всё сводится к выдумыванию каких-то сомнительных божеств с целью изгнания истинного Бога, которому мы должны служить и воздавать почести. По здравом рассуждении я могу признать, что Бог есть природа, но при условии, что это говорится чистосердечно и благоговейно. И всё же это выражение грубо и неточно: ведь природа — это, скорее, порядок, установленный Богом. Так что употреблять это выражение применительно ко столь возвышенным предметам дурно и нежелательно и следует соблюдать величайшую осторожность, когда величие Бога рассматривается сквозь покров его творения, принадлежащего к низшему порядку³⁸.

См. Вергилий. Энеида, кн. 6, 724-730. ^b См. Вергилий. Георгики, кн. 4, 219-227.