Наставление в христианской вере, тт. 1,2

Многочисленные авторы, как разделявшие, так и не разделявшие теологические воззрения Кальвина, отдавали дань его стилю. Высказывания многих из них приводятся в связи с общими сведениями о жизни и личности Кальвина в «Комментарии к Книге Иисуса Навина», изданном Обществом по переводу трудов Кальвина (Calvin Translation Society) (Commentary on Joshua. Edinburgh, 1857, p. 376-464). Аналогичная подборка подобных оценок имеется в кн.: Schaff Р. History of Christian Church. Grand Rapids, 1949-50, vol. 1-8; v. 7, p. 270-295. Эти же и некоторые другие оценки приводятся в кн.: Pannier J. Calvin ecrivain; sa place et son role dans l'histoire de la langue et de la litterature francaise. P., 1930. См. тж.: Wencelius L. L'Esthetique de Calvin. P., 1937. p. 344-373.

98 Brunetiere F. LCEuvre litteraire de Calvin // Revue des Deux Mondes, 1900, N 161, p. 898-923; Pannier J. Op. cit.; Id. Introduction а Г Institution de 1541. P., 1936, I, xxii s.; Lefranc A. Calvin et Teloquence francaise. P., 1934.

99 Среди оппонентов Кальвина, которые хвалили его латынь,— Этьенн Пакье (Pasquier, ум. 1615). французский писатель и юрист, и знаменитый епископ Боссюэ (ум. 1704). Они цитируются в работах, указанных в прим. 97. См. тж.: Leon W. Le Classicisme de Calvin // Humanisme et Renaissance, 1938, v. 5, p. 231-246.

100 Посвящение к «Комментарию к Первому посланию к фессалоникийцам» (1550); См. Lecoultre J. Maturin Cordier et les origines de la pedagogique protestante de langue francaise. Neuchatel, 1926.

Мастерство Кальвина в латыни было связано и с преимуществами его образования. В зрелые годы он не раз с великой благодарностью вспоминал Матюрена Кордье, своего первого учителя латинского языка в Парижском университете, за то, что тот открыл ему врата учения и сделал возможным всё то, чего реформатор впоследствии достиг¹⁰⁰. Уже на четырнадцатом году жизни он узнал красоту латинского языка и начал осознавать его возможности для общения и убеждения. Впоследствии классическое образование сформировало у него исключительно богатый латинский словарь. К.Брин пишет об «осадке гуманизма, перенесённом в его теологию»¹⁰¹, а Ф.Вендель замечает, что «он всегда оставался в той или иной степени гуманистом, каким был в 1532 году»¹⁰². Эти авторы имеют в виду нечто большее, нежели его стиль, однако они убеждены, что стилевое влияние латинской классики на Кальвина никогда не исчезало. «На всём, что он написал,—утверждает Брин,— лежит печать изящества, отсвет классической ясности»¹⁰³. При чтении Кальвина порой создаётся впечатление, что когда он необычайно красноречив или саркастичен, то он способен вызвать реминисценции, связанные с Цицероном. Но он никогда не был «прилежным подражателем» какого-либо предшествующего автора. Это Цицерону и Квинтилиану могла причинять страдание их свобода, их отступление от классических моделей.