Как известно, Селларс (1962, p. I) сказал: “Задача философии, если сформулировать ее абстрактно, заключается в том, чтобы понять, как вещи (в наиболее широком смысле) связаны между собой (в наиболее широком смысле)”. Я не встречал более удачного определения философии. Задача выяснить, как привести все знакомые вещи нашей манифестной картины мира в соответствие со всеми относительно незнакомыми вещами научной картины мира, часто оказывается ученым не по зубам. Скажите-ка, доктор Физик, что такое цвет? Существуют ли цвета в соответствии с вашей теорией? Доктор Химик, дайте мне химическую формулу халявы! Безусловно (динь!), халява существует. Из чего она состоит? Хм-м-м. Может, никакой халявы и нет вовсе? Но в чем тогда различие – химическое различие! – между настоящей халявой и мнимой? Можно и дальше продолжать в том же духе, перечисляя многочисленные головоломки, которые только философы и пытались разрешить, но давайте лучше сделаем шаг назад, как советует нам Селларс, и осознаем, что существует два не похожих друг на друга представления о мире. Почему именно два? Может, их больше? Попробуем ответить на этот вопрос, начав описывать научную картину мира, и посмотрим, сумеем ли мы заметить появление манифестной картины мира с нашей наблюдательной точки.
Любой организм, будь то бактерия или представитель вида Homo sapiens, имеет в этом мире определенный набор вещей, которые многое для него значат и которые, как следствие, необходимо как можно лучше отличать и предвосхищать. Философы называют список вещей, обреченных на существование, онтологией (от греческого слова “сущее”, или “вещь”, вот так сюрприз!). Таким образом, онтологией обладает любой организм. Онтологию организма также называют его Umwelt (von Uexk"Ull 1957; Umwelt в переводе с немецкого означает “среда” – и снова сюрприз!). Umwelt животного состоит в первую очередь из аффордансов (Gibson 1979) – того, что можно съесть, с чем можно спариться и чего следует опасаться, удобных проходов, наблюдательных позиций, укромных нор, высоких точек и так далее. Umwelt организма в некотором смысле представляет собой внутреннюю среду, “субъективную” и даже “нарциссическую” онтологию, состоящую исключительно из вещей, которые имеют первостепенное значение для этого организма, но при этом его Umwelt не обязательно носит внутренний или субъективный характер в значении сознательности. Фактически Umwelt представляет собой инженерную концепцию: представьте себе онтологию контролируемого компьютером лифта – набор всех вещей, которые необходимо отслеживать для корректной работы системы[16]. В одном из своих исследований Икскюль изучал онтологию клеща. Мы можем предположить, что Umwelt морской звезды, червя или маргаритки имеет больше общего с онтологией лифта, чем наш Umwelt, который фактически представляет собой нашу манифестную картину мира.
Наша манифестная картина мира, в отличие от онтологии или Umwelt маргаритки, действительно имеет декларационный и в высшей степени субъективный характер. Это мир вокруг нас, который интерпретируем мы сами[17]. Однако, подобно онтологии маргаритки, существенная часть нашей манифестной картины мира была сформирована под влиянием естественного отбора, продолжавшегося целую вечность, и стала частью нашего генетического наследия. В одном из моих любимых примеров многообразие Umwelt показывается на примере муравьеда и насекомоядной птицы (Wimsatt 1980). Птица выслеживает насекомых поодиночке и вынуждена компенсировать их беспорядочное движение высокой частотой слияния мельканий (фактически она видит больше “кадров в секунду”, чем мы, а следовательно, фильм для нее был бы похож на слайд-шоу). Муравьед просто подходит к месту скопления муравьев и пускает в ход свой длинный язык. Философ сказал бы, что понятие “муравей” для муравьеда собирательное, подобно понятиям “вода”, “лед” и “мебель”, в отличие от несобирательных понятий “оливки”, “капли” и “стулья” (их можно сосчитать). Когда муравьед видит лакомый кусок муравья, он заглатывает его целиком, не замечая отдельных муравьев, как мы не замечаем отдельные молекулы глюкозы, когда едим конфету.