Насмешка судьбы

— Я не буду говорить с тобой как с маленьким ребенком, — строго сказал он. — И буду откровенен. Отец Витторио уверен, что тебе станет легче, если ты научишься воспринимать этот дом как свой родной, по крайней мере на ближайшее обозримое будущее. — Посмотрев на потрясенную девчушку, он прибавил: — Отец Витторио прекрасно понимает, что ты привыкла к другим условиям жизни и считаешь свою свободу насильственно ограниченной. Но ты должна понять: твой дедушка не изменит своим принципам...

— Я ненавижу его! — беспомощно прошептала Энжи. — Я всех здесь ненавижу!

— Но в твоих жилах течет кровь твоего отца, а значит, и кровь дедушки, — горячо убеждал ее Лоренцо, стараясь отвлечь от тоски по родине. — Карло отдает себе отчет в этом, иначе он не пустил бы тебя в свой дом. Ты — часть его семьи...

— А я не считаю их своими родственниками! — всхлипнув, сердито буркнула она.

— Бьянка расстроится, если услышит твои слова. Она искренне любит тебя.

Тетушка Бьянка, которой вечно помыкали ее суровая сестра и ершистый брат, была единственным человеком в семье, стремившимся сгладить тяготы одиночества девочки. Она никогда не кричала на нее, когда слышала, как та плачет по ночам, всячески старалась помочь и успокоить.

— Обещаю, что попытаюсь разыскать твоего отца, но и ты должна мне кое-что обещать, — в итоге торжественно изрек Лоренцо. — Дай слово, которое обязательно сдержишь.

— Какое слово?

— Обещание больше не убегать из дому. Это только еще больше злит твоего дедушку, который считает, что ты дурно воспитана и тебе нельзя доверять. Он строгий человек, а твои бесконечные выходки лишь делают его суровее и злее обычного.

— Это отец Витторио так сказал? — широко раскрыв глаза, спросила Энжи.

— Конечно нет. — Он слегка покраснел. — Но у Карло Аньези репутация упрямого, неуживчивого человека. Все, что требуется от тебя, так это прикусить язык и молчать в его присутствии, старательно выполнять то, что он говорит, даже если тебе и не хочется...

— Ни за что не поверю, чтобы священник велел тебе научить меня лицемерию!

— Для двенадцатилетней девочки ты слишком сообразительна. — Лоренцо рассмеялся, когда она поймала его на лжи. — Мой прадедушка очень благочестивый человек, и он искренне опечален тем, что ты несчастна. Он просил меня передать тебе, чтобы ты уважала своего деда и слушалась его во всем...

— Но ты этого не сказал...

— Но раз ты его не любишь, думаю, что просить тебя об этом излишне.

— Я просто хочу домой, в Дублин, — едва сдерживая слезы, прошептала она. — К маме, друзьям, в школу, наконец.

— Но пока тебе придется научиться жить со своими сицилийскими родственниками, моя маленькая девочка, — настойчиво убеждал ее Лоренцо.

Он был так откровенен с ней, что после долгих месяцев полного отчуждения со стороны деда и его сестры, девочка почувствовала к Лоренцо доверие и симпатию. Он был умен и знал, как завоевать ее расположение. Они договорились, что она не будет больше убегать из дому а он, в свою очередь, разыщет ее отца.

Но вместо этого он через пару месяцев сообщил ей трагическое известие: ее отец погиб в автокатастрофе. Энжи впала в глубокое уныние. Со временем она смирилась с этой мыслью и еще больше привязалась к Лоренцо, приезжавшему к отцу Витторио теперь в два раза чаще, поскольку состояние здоровья последнего заметно ухудшилось. Она научилась жить ожиданием визитов Лоренцо, в каждый свой приезд обязательно навещавшего ее.

С родственниками отца у нее было мало общего, и поэтому Энжи была на вершине блаженства всякий раз, когда разговаривала с Лоренцо, не опасаясь, что ее кто-то остановит или одернет. В такие минуты она могла быть самой собой. Он присылал ей книги и газеты на английском, а она стала писать ему письма. Его краткие ответы она бережно хранила и перечитывала по нескольку раз. Любить Лоренцо и целиком полагаться на него стало для нее естественным.

Образы ее родственников стояли перед глазами Энжи как живые: дедушка Карло, тетушки Лючия и Бьянка... Она решительно отмахнулась от назойливых видений. Нет нужды больше вспоминать их. Дед, что неудивительно, не ответил ни на одно ее письмо. Он не мог понять ее и потому с презрением относился к женщине, добровольно оставившей мужа. Для него и его сестер белый свет сошелся клином на Лоренцо. Не зная истинного положения дел, они могли рассердиться и даже стыдиться ее.

Энжи вышла из комнаты и очутилась в просторном коридоре, на стенах которого висели полотна мастеров Возрождения и великолепные старинные гобелены. Увидев мраморную лестницу, спиралью уходящую наверх, она загорелась желанием узнать, что там находится. А почему, собственно говоря, и нет? Надо будет обязательно позвонить Джеку. Он, вероятно, удивлен, что за три дня от нее не было никаких известий.