Он выпускает свою магию, и я поражаюсь, какой абсолютный контроль он имеет над ней.
Син взрывается под ним, пока ее тело не укутывает экстаз.
Она объезжает его, возвращая то, что он ей дал, и он мурлычет.
Дьявол разбери, он мурлычет! Он – бессмертная машина для убийства, а прямо сейчас преобразовался в долбаного котенка, лакающего сливки!
Я смотрю на них из своего разума, наблюдаю, как он оставляет невесомо-нежные поцелуи на ее плоти.
– Моя, – рычит он.
– Наша, – рычу я ему в ответ.
– Да, – жадно рявкает он и улыбается, продолжая вгонять в нее наш член. Зверь желает прикоснуться к душе Син, желает поглотить и владеть ее душой.
Я наблюдаю за ним, гарантируя, что зверь отступиться от того, что может навредить Син. Я предупреждающе зарычал и увидел, как он вытягивает из нее нашу магию.
– Так хорошо, – шепчет он, а мои глаза вылезают из орбит. – Должна быть нашей!
– Она наша, – отвечаю я. – Теперь она принадлежит нам. Ты пометил ее плоть.
– Недостаточно; нужно овладеть ею; быть здесь, как сейчас, навечно. Понял?
Он думает, я слабая половина.
– Моя очередь. Верни мне контроль. Она еще не готова к тебе.
– Нужна она. Хочу ее. Тебе нужны цепи, чтобы контролировать ее. Я могу приручить ее, заставить желать меня!
– Она прикована для своей безопасности. Я не стану делить ее; она может просеяться наружу и другие причинят ей боль. Втяни ее запах, запах ее чертова совершенства. Как Фейри могут пройти мимо этого, даже с твоей меткой на Син?
Он принюхивается и я ощущаю, как наши глаза становятся обсидиановыми.
– Нужно вкусить ее, – отвечает он и выходит из нее, и черт разбери, если он не бросится очертя голову к этой сладкой, розовой плоти. Сосать, лизать и трахать ее восьмидюймовым языком[5]. Син мгновенно кончает.
Зверь не может управлять голосом, как я. Издавая нечеловеческие звуки; такие, как она, извиваясь у его жадного лица. Я чувствую, как наша рука обхватывает наш член и поглаживает твердую, шелковистую плоть.
Я трахаю ее, даже не прикасаясь. Она хотела знать, как я это делаю. Вот как. Я не один в этом теле. И могу делать то, на что другие Фейри не способны.
Я могу делать плохие вещи и действительно чертовски хорошие. Я смотрю, как наш член взрывается, изливая сперму на простынь.
Тело Син трепещет, продолжая кончать для зверя, который ненасытно кормится от ее лона.
Зверь отстраняется и жадно воет, при том что пресыщен ее сладкими соками.
– Настолько хороша, настолько невинна. Должен проникнуть глубже, владеть, контролировать, трахать! Моя! Она моя!
– Наша, – напоминаю я, занимая его место. Зверь неохотно, но отступает. Как ребенок, у которого забрали любимую игрушку, он дуется, а я качаю головой. Она единственная женщина, которую он оставил живой. Это пугает меня и заставляет задаться вопросом, не должен ли я отпустить ее.
Магия вращается по комнате. Не наша, ее. Син меняется. Я хочу, нет, мне нужно быть внутри нее, пока она превращается, чтобы увидеть развитие этого, трахая её. Толкнувшись в нее, я смотрю, как ее голова мечется из стороны в сторону, и я протискиваюсь глубже дюйм за дюймом.
Син разводит ноги и просит еще. Она так экстравагантно великолепна; ее влажные, скользкие складки – моя заслуга.
Она превращается в Фейри, а я наблюдаю за этим. Син проиграла битву, а я выжидаю свое время, объезжая ее тело, жестко трахая и заставляя вновь и вновь кончать, пока она совсем не выдохнется.
Син не почувствует боль от превращения; я этого не позволю.
До сих пор единственное, что изменилось в ней – это прекрасные глаза. Фиолетовый, цвет недавно распустившейся сирени весной. Теперь синий – цвет электричества, как и их владелица.
Черное кольцо, окружавшее зрачок, обозначает ее принадлежность к королевскому роду. Я вижу, как темно-красные метки проявляются и пульсируют под ее кожей. Син озорно двигает своей упругой задницей у моего члена.
Я толкаю его к ее попке и вижу, как она закрывает глаза от возбуждения.
Я двигаюсь, наблюдая за ее Переходом; красные метки, проявляясь на коже, темнеют, пока не станут багровыми, и будут казаться почти черными.
Они станут светлее позже, когда Син приобретет свою полную мощь.
Они продолжают проявляться и распространяться; изящные, тонкие тату, поднимаются по ее рукам и обвивают тело.
Изысканные небольшие кельтские узоры женственности обосновались на ее плечах, прекрасны на ее бледной плоти.
– Син, – рычу я, желая услышать свое имя из ее уст, но осознавая, что она слишком далеко зашла, чтобы понимать кто ее трахает.
– Райдер, – скулит она и я замираю, совершенно шокированный тем, что она знает кто внутри нее.
– Малыш? – вновь зову я и закрываю глаза, когда нет ответа.
А затем это происходит.