Наследство в глухой провинции

Я подняла голову и обомлела. Как выражалась в таких случаях одна моя знакомая: «доннер-веттер-зер-филь-маль-цузаммен»! Так она якобы по-немецки выражала свое изумление. Передо мной стоял блондин, о котором хотелось сказать: чистокровный ариец. Высокий, широкоплечий, но не ширококостный, с пышными волосами и светло-серыми глазами. Не мужчина, а мечта. Читательницы любовных романов, не оскудела, оказывается, красавцами русская земля.

Я положила руки ему на плечи и под что-то белогвардейски-ностальгическое отдалась ритму танго. Почему белогвардейское? В песне были такие слова: «Морозы по ночам, и рация доносит, что красные в Уфе и нам несдобровать!» Я оказалась не права, кое-что русское солисты ресторана все-таки исполняли.

Эх, черт побери! Аж дрожь пробирает. Красные на хвосте, а мы по тайге уходим вглубь все дальше и дальше!.. Словно мы не потомки тех самых красных.

Но что это? В объятиях такого мужчины я унеслась мыслями совсем не в ту сторону. То есть вместо того чтобы улыбаться ему, внимать с благоговением, я стала представлять себе бедных офицеров из белой гвардии, вынужденных прятаться в холодной тайге. А ведь со мной пытаются о чем-то поговорить. И даже спрашивают мое имя.

Может, назваться Изабеллой? Или Матильдой? Или Эсмеральдой? Победила врожденная честность.

— Лариса.

— Красивое имя.

Имя как имя. Но почему-то хвалить имена приглянувшихся женщин считается у мужчин признаком хорошего тона. Мужчине нравится ее имя — ах, какая прелесть! Что на это скажешь? Ага, угу, спасибо за комплимент, хотя эта похвала вовсе не мне, а моим родителям. Я сказала:

— Мне и самой нравится.

На самом деле я об этом не задумывалась. Лариса в переводе с греческого — чайка. В литературе символ красивой гордой птицы, а в натуре в приморских городах эти гордячки вовсю шарятся по помойкам. Хорошо, свой экскурс в этимологию я произвела мысленно, потому что пришла пора реагировать на имя моего партнера.

— А меня зовут Герман.

Елки с палками, и ол райт! «Уж полночь близится, а Германна все нет!» У меня открылась какая-то болезненная страсть к ассоциациям. Только разве мог быть таким пушкинский герой? Хоть и красавец, но есть в нем что-то мною ощущаемое как негатив. И полное отсутствие именно аристократичности, которая в истинных ее носителях ощущается сама собой.

Человек не напрягается, чтобы ее излучать, он просто ведет себя как обычно, но другие сразу понимают: это порода!

А в Германе словно некая червоточинка. Несоответствие внешнего вида внутреннему содержанию. Как если бы яркая внешность досталась Герману по ошибке. Может, и вправду его далекий предок переспал однажды с тупой, но красивой дворовой девкой и потом уже никто из их рода дворовых не удостаивался внимания господ?

На лице местного Германа, однако, написано полное довольство собой, как и уверенность в том, что меня подобно тысячам других женщин, он сбил своей красотой прямо на лету. А скажи, что не все женщины от его красы впадают в ступор, ни за что не поверит. Только усмехнется: мол, говорите себе, говорите, а отличный товар — вот он!

— Вы, Лариса, в наших местах в командировке, по личному вопросу или, как говорится, на постоянное жительство?

В довершение ко всему он еще и шпарит вопросами из гостиничной анкеты.

— По личному. Но вам могу сказать: я оформляю наследство.

— Наследство? И кто же вам его оставил?

— Двоюродная тетка. Представляете, умерла в расцвете лет. Говорят, в проруби утонула. Вы много знаете подобных случаев?

Как раз в этот момент он смотрел мне в глаза, но от моих слов в его лице что-то изменилось. Исчезла безмятежность. Он подобрался, как зверь перед прыжком. И при этом старался изображать равнодушие.

— Много, не много, но в наших краях случается и не такое. Страсти кипят не только в столицах. Наш поселок лишь производит сонное впечатление.

Это что, намек? В их краях случается! Не слишком ли я поторопилась занести Германа в разряд людей недалеких? Раз он заметил и пригласил на танец такую яркую женщину, как Лариса Киреева…

Я шутила сама с собой, чтобы отогнать от себя тревогу. В какой-то момент мне показалось, что Герман пригласил меня неспроста. Но тут же я опровергла собственную версию. Если учесть, что, кроме его компании из четырех мужчин, в зале есть еще одна — из двух пар. Скорее всего семейных. Так что, если и мог он кого-то на танец пригласить, то только меня.

Но вот смотрел он на меня странным взглядом. Вовсе не таким смотрит мужчина на понравившуюся женщину. А что, если Ольга права и тете Липе кто-то помог утонуть? Только представить себе, что я танцую с ее убийцей…

Нет, подозрительность заразна. Особенно среди дилетантов. Я никогда детективами не увлекалась, и то стала думать, будто… Знал бы бедный «ариец», в чем я его подозреваю!

— Везет же некоторым, наследство получают, а тут… мой партнер нарочито обиженно поджал губы, — ни одного завалящего дядьки при смерти, да еще хоть с каким-нибудь, пусть крохотным, состоянием.

Но тут музыка кончилась, и партнер расстался со мной с видимым сожалением. Потрусил к столику, за которым сидели еще трое мужчин.