Старуха, шаркая, ушла, а я медленно, чтобы голова не кружилась, поднялась и, сев на кровати, досчитала про себя до пятидесяти. Потом встала и подошла к дверям. Мысли были хоть и обрывочные, но гораздо более разумные: «Она меня не любит… ненавидит… Навредить хочет, я чувствую… Спальня большая, мне говорят “госпожа”… Значит, это моя спальня, и нужно просто закрыть дверь… Закрыть и не открывать… Ни за что не открывать…».
Двери высокие, двухстворчатые, с богатой резьбой, закрывались на такой же узорчатый кованый засов. Только узоры узорами, а толщину дерева и металла я оценила: выбить будет очень не просто. На засове имелся еще и хитрый рычажок в форме декоративного молоточка. Молоточек проворачивался на оси и вставал в специальное отверстие. Теперь, даже если долго-долго трясти дверь, засов с места не сдвинется.
Я забралась в кровать, старательно обойдя лужу на каменных плитах, и только начала согреваться, как дверь толкнули раз, потом другой. Потом раздался шепот:
-- Госпожа, светлая госпожа, это же я, Шайха! Это зачем же вы закрылись? Откройте, госпожа! Откройте!
Я молчала, мне было просто жутко. Все это: и обстановка комнаты, и эта старуха напоминали кадры из фильмов ужасов. Да еще и шепот-шипение, доносившийся из-за двери:
-- Откройте, а то сейчас людей позову, и ломать станут! Откройте, госпожа! Это вам от горячки что-то померещилось, откройте! Или вы умом тронулися? Сейчас людей скличу – выломают! Откройте добром! – все это время она продолжала трясти дверь, будто надеясь, что я не поставила молоточек на место.
Только если я такая больная, почему же она говорит шепотом?! Почему не зовет на помощь?! Дверь она дергала долго и ругалась-уговаривала тоже долго, но потом все же ушла. Может, и приходила еще, не знаю – спала я довольно крепко. Так что в следующий раз я проснулась только утром, от сильного стука в дверь и уверенного громкого голоса:
-- Любава! Любава! Отвори немедленно! Ты с ума сошла, что ли?! Отворяй, а то сейчас стражу вызову и придется ломать! Открывай!
Чувствовала я себя лучше, соображалось тоже побыстрее. А первое, что я увидела, встав на ступеньку возле кровати, две дохлые мыши. Одна прямо у подсохшей уже лужицы, вторая где-то в пяти метрах от нее, ближе к двери, в которую стучали. Открыть или нет?
Тут к женскому голосу присоединился мужской, довольно властный:
-- Госпожа Любава фон Розер! Я законник, Эрик Фонкер из Дершта. Откройте, или я прикажу ломать дверь! Госпожа, вам плохо?! Приказать ломать?! Отзовитесь, госпожа Любава!
Я огляделась: никакой одежды нет. Закутавшись в одеяло, как в плед, я подошла к дверям и откинула замок. В комнату ввалилась небольшая толпа народу. Первой влетела молодая женщина, блондинка в тяжелом бархатном платье синего цвета и массивном ожерелье золотой филиграни, на левом рукаве у нее была закреплена широкая черная повязка. Она быстро оглядела меня и комнату, с испугом заметила дохлых мышей и тут же уронила платок, ловко подхватив мышиный трупик через него.
Следом спокойно вошел пожилой мужчина в коричневом суконном костюме и сапогах с кисточками. У него была длинная седая борода, заплетенная в косу. На груди, на толстой цепи какой-то крупный чеканный медальон. Прошмыгнула за его спиной та самая старуха в платке, что пыталась напоить меня ночью, и кинулась к камину -- разводить огонь. На меня она даже не взглянула.
И последними рядом вошли молодой парень лет двадцати, несущий с собой что-то вроде большого деревянного чемодана, и еще один невысокий мужчина средних лет, дородный, даже пухловатый, в пенсне, одетый в черный костюм и несколько вычурную красную суконную шапочку с шариком на макушке. Он тоже держал в руке что-то вроде кожаного мешка.
Все они остановились передо мной, глядя во все глаза, а блондинка заботливым тоном заговорила:
-- Ты так напугала нас, Любава! Ложись скорее в кровать, ты простынешь! Шайха, затопи камин немедленно!
Я посмотрела ей в глаза и ответила:
-- Не лягу, пока мне не объяснят, что здесь происходит. Почему ночью меня пыталась отравить эта женщина? Почему ты, – я высунула руку из-под одеяла и ткнула пальцем в блондинку, – прячешь сейчас в платке дохлую мышь?
Блондинка огорченно покачала головой и со вздохом произнесла:
-- Ну вот, я же говорила вам, что она совсем тронулась и в себя никак не приходит. Бедная моя сестренка! – обращалась она при этом к мужчине с медальоном. – Она опять бредит и говорит глупости…
Тот с сомнением посмотрел на меня и спросил:
-- Госпожа Любава, позвольте доктору осмотреть вас. Так будет лучше. Мы сейчас с помощником уйдем и вернемся когда вам станет лучше.
-- Нет! – я упрямо потрясла головой: -- Я не брежу. Я утверждаю, что ночью Шайха принесла мне питье, я оттолкнула ее руку, так как не хотела пить, и чашка разбилась. После этого я закрыла дверь, а ночью из лужи напились вот эти мыши и сдохли, – я сделала шаг в сторону, и все присутствующие увидели и высохшую лужу, и дохлую мышь рядом.