Наследник моего мужа

Весьма смело, но я всегда любил дерзких.

Пожалуй, даже в Нине это качество было одно из любимых. Когда все передо мной лебезили, она воевала. Сражалась до последнего. За свою свободу. За дочь. Даже за мальчишку. А когда нужно было встать за спиной и терпеть — терпела. А еще не смотря на весь страх перед жизнью со мной, перед мучениями совести, перед выбором, который ей приходилось делать, она всегда выбирала меня. Но в этот раз события настолько закрутились, я повел себя неправильно, где-то можно сказать неразумно, поздно обратился к Джеймсу, что Нина готова была уйти. Уйти в неизвестность, в нищету. Но разумеется, только когда Мира поправится. Ради дочери она готова терпеть буквально все..

Поэтому я немного помог с принятием решения. И сейчас она готова была навсегда отдаться мне во власть, потому что я подарил ей крылья.

— Готовою, — сообщил я, когда костерок из собранных веточек разгорелся. Мира копошилась в сумке и подняла голову, снова озарив улыбкой. И была она ярче чем тот костерок, которым освещались наши лица в темноте августовского вечера. — Что ты задумала.

Она вытащила большую папку, которую держала с трудом и вручила ее мне.

— Я строила в своей голове сцену того, как прихожу, вся такая гордая и вываливаю на тебя все то дерьмо, что есть в нашей жизни. Шантажирую. Требую развода.

— А выстрел был в этой версии развития событий? Ты же знаешь, так просто я тебя бы не отпустил.

— Там была драка на саблях и много крови…

— Мы приносили свинью в жертву нашей любви?

Она рассмеялась и вырвала первый листочек и опустила его в огонь, смотря как быстро тот сгорает.

— Я знаю, что это ты собирал это досье. Знаю, что никто кроме тебя не мог знать тех подробностей. И знаю, что ты готов был отпустить меня на совсем, захоти я этого.

— Так, — не подтверждаю я и не опровергаю ее версию. — Дальше?

— И вот я представила, как получаю вожделенную свободу, как начинаю встречаться с кем — нибудь другим.

Не знаю, что было написано на моем лице, но Нина рассмеялась.

— Я гипотетически.

— Так…

— А потом, спустя время снова встречаю тебя. Где угодно. Как угодно. Даже в компании какой — нибудь расфуфыренной блондинки. И понимаю, что так или иначе вернулась бы к тебе. Буду тайком пробираться от правильного мужчины. Буду думать о тебе, вспоминать, осознавать, как глупо было жить без тебя. Я не смогу жить обыкновенно, как все. Я не смогу жить без тебя, — я кинул всю папку в костер, тем самым приглушив свет в нашем уединении и потянул жену на себя, но она не дала себя поцеловать. — Но постой…

— Как же без «но»?

— Я хочу, чтобы сегодня, сейчас мы похоронили прошлое. Похоронили всех тех, кого ты убил. Я хочу, чтобы прямо сейчас, здесь ты поклялся, что больше не будешь участником ни одного преступления как-либо связанного с человеческими жизнями.

— Нина, — это как минимум сложно, как максимум трудно представить. А врать. Она ведь знает, что я не смогу соврать.

— Я не хочу, чтобы дети жили в постоянном страхе за свою жизнь, в осознании, что являются частью преступного синдиката.

— Ну ты сказала.

— Выслушай, — попросила она, впиваясь ноготками мне в лицо. — Я хочу, чтобы старуха с косой покинула наш дом. Хочу быть единственной женщиной в твоей жизни.

— Не получится.

— Это еще почему?

— А Мира?

— Я не про то. Я хочу клятву Борис…

— Ультиматум, значит?

— Да, если хочешь.

Я замолчал, смотря в лицо любимой, смотря на то, как свет от заново вспыхнувшего костра играют красками на ее светлой коже, как горят глаза мольбой. Этой клятвой я привяжу ее к себе окончательно, надену на нас пожизненный обет, крепче любого, самого драгоценного металла.

— Ладно, клянусь больше никого не убивать, но… Только если это не касается жизни нашей семьи. В этом случае. Уволь, но я буду беспощаден.

— А большего мне и не надо, — сама потянулась она к моим губам, счастливо улыбаясь, провела по ним язычком. Дала захватить его в плен. Тело взбунтовалось, отрицая наличие логики и морали и вот мы на берегу реки, как подростки пожирали друг друга, снова и снова, пока дышать стало нечем, а пах болезненно заныл.

— Ты специально привела меня туда, где я не могу снять с тебя одежду, — выругался я, приподнимая ее над землей, чтобы ощутила проблему, которую создала. — Жестокая.

— Терпи, еще не все сгорело, — коснулась она пальчиками пряжки ремня, вызывая буквально жжение. Но я повернул ее спиной к себе, и мы вместе смотрели на то, как горит мое прошлое. Оставалось верить, что больше оно не будет вмешиваться в нашу жизнь. А Нине никогда больше не придет мысль от меня уйти, потому что только она дарит тот луч надежды, что я еще не совсем погряз в дерьме криминальной жизни нашей страны.

Конец