Наследник императора

— Усадьбу в Мезии разграбили, — вернулся к прерванной фразе Приск, — матушка Кориоллы и ее младшая сестра Флорис оказались в плену у варваров. Их потом видели в обозе местного царька Сусага. Из Берзобиса тамошний ликса[11] прислал письмо в Эск, что среди рабов есть девушка по имени Флорис, и по всем описаниям выходило, что это сестренка Кориоллы.

— Так ты нашел ее? — живо спросил Лонгин. — Почему не везешь с собой? Денег выкупить не хватило? Оставил бы заемное письмо под свое жалованье.

Приск отрицательно покачал головой:

— Это не она. В самом деле рабыню звали Флорис, и годами молода… Но не она.

— Выходит, твоя якобы свояченица так и осталась у даков? — уточнил Лонгин.

Приск нехотя кивнул: ясно было, что центуриона Пятого Македонского легиона[12] это неофициальное родство делает уязвимым.

— Искать в этих местах пленницу — многотрудное дело и к тому же совершенно бесполезное, — подал голос Асклепий. При этом он состроил самую наигрустнейшую мину, как будто ему всем сердцем было жаль, что центурион так и не нашел несчастную Флорис.

— Пленников отправляют далеко на север за Марис,[13] — пояснил Лонгин. — Туда сбежали даки-переселенцы из долины,[14] там же прячутся наши дезертиры, выдачи которых добивается император.

— И там золотые и серебряные копи, — добавил Приск.

— Ты бывал на севере? — живо спросил Лонгин.

— Нет. Дальше Мариса ходить не доводилось.

— А где был? — Взгляд Лонгина вдруг сделался остер, как хороший дакийский клинок, мгновенно вспарывающий плоть. В чем в чем, а в металлах даки знали толк.

— Штурмовал Апул, Костешти, Блидару. — Приск хотел упомянуть, что уже после того, как Децебал сдался, ездил с Адрианом осматривать Пятре Рошие,[15] стоял на вершине Красной скалы как победитель, разглядывая тонущие в синем далеке хребты и долины. Но промолчал — Пятре Рошие вызывала у него суеверный страх.

— Что было самым трудным, центурион?

— Видеть, как разрушается этот молодой мир. Как будто убиваешь юношу, еще не вошедшего в возраст.

Ответ был неуместный, Приск понял это сразу по реакции легата.

— Это слова художника, а не центуриона, — заметил сухо Лонгин. — Центурион должен помнить, что юноша, не задумываясь, всадит кинжал под ребра солидному человеку, в виде которого ты представляешь нашу империю, надо полагать.

— Которая во времена Траяна зазеленела новыми ветвями, — тут же нараспев вставил льстивую фразу Асклепий.

— Всадит клинок не только под ребра, но и в спину, — согласился Приск.

— А какая из крепостей самая неприступная?

— Сармизегетуза. Потому что мы ее так и не взяли.

* * *

Вышло как-то само собой, без всяких усилий со стороны Приска, что поутру он отправился вместе с Лонгином в Дробету. Ехал центурион впереди, за ним верхом скакало человек десять ауксилариев из охраны легата: все всадники — красавцы как на подбор, в начищенных чешуйчатых доспехах, на рослых лошадях. Остальная часть турмы,[16] сопровождавшей легата, ехала за четырьмя повозками. В первой, как успел заметить Приск, везли багаж и утварь легата, во второй — как стало понятно из невнятных намеков — архив и особо важные вещи. Какие именно, никто центуриону, разумеется, не доложил. Еще в две повозки загрузили тяжелую экипировку — кожаные палатки и прочий военный скарб. Если бы человек положения Лонгина путешествовал по Италии, то повозок было бы неисчислимое множество, а вместо трех рабов и вольноотпущенника за хозяином тащился бы караван прислуги, и взятым в дорогу барахлом можно было бы набить просторную виллу. Но лимес многих отучает от дурацких привычек.

Эту дорогу римские легионы проложили еще в первую кампанию, когда шли на штурм Дакийского царства вместе с Траяном, как будто не воевать торопились, а обустроить дикие места. Впрочем, хорошо проложенная римская дорога — это клинок в плоти соседнего царства, по острию которого будут течь вглубь страны торговцы с товарами и легко и быстро в случае надобности передвигаться легионы.

— Стой! — негромко крикнул центурион и сам тут же натянул узду.

— В чем дело? — спросил легат, подъезжая на упитанном и немолодом, чем-то неуловимо смахивающем на своего хозяина сером жеребце.

— Вон те елочки! — Приск указал на несколько зеленых красавиц, что выстроились близ дороги как раз за обочиной.

— И что?

— Когда ехал в Берзобис, их там не было. Они не могли вырасти за несколько дней.

— Запомнил, что здесь не было елок? Хм… — В голосе Лонгина проступило недоверие. — Может быть, это какое-то другое место?

— Их — здесь — не было, — отрезал Приск.

— Сейчас проверим. — Лонгин повернулся к своим: — Витрис! — окликнул он одного из ауксилариев. — Дай-ка мне пару дротиков. Встать в круг! — гаркнул всем истинно по-командирски.

«Тонковато будет», — усмехнулся про себя Приск, будто речь шла о пироге либо стенке в хижине, а не о построении всадников. Но легата окружили проверенные бойцы, не какие-нибудь новобранцы-тироны, и это обнадеживало.