Макса никто не сменял. Его наказанием стало нести всю дорогу тело мёртвого сослуживца. Парень был мрачен, как туча, и молчал. Чувствовал ли он свою вину или просто был недоволен тем, что его заставили тащить труп — об этом он не рассказывал. А я чувствовал вину. Ведь если бы не я, Даниил остался бы жив.
Все стали молчаливее и мрачнее. То ли повлияла трагическая смерть сослуживца, то ли — усталость, то ли — близость врага и неизвестность, которая ожидала нас.
Опять — заросли, опять короткий привал. Совсем близко ухали орудия, и Оболенский отправил меня разведать обстановку. Дойдя до скопления берёзок на возвышенности, я устроился в удобном месте и стал наблюдать.
Вдали виднелись четырёхэтажки близлежащего посёлка, из-за крон деревьев торчали трубы предприятия, неподалёку находилась деревня, через которую вела асфальтированная дорога. На дороге замерли грузовики и боевые машины, а дальше простиралось поле, где, задрав в небо длинные стволы, стояли самоходки. Они поочерёдно плевались огнём, и клубы пыли окутывали их при каждом выстреле.
Вперёд было не пройти. В противоположную сторону — тоже: там текла река, через которую можно переправиться только вплавь, да и не очень-то нужно делать ещё больший крюк. С прискорбием я понял, что придётся возвращаться назад и искать другие варианты.
Вернувшись, доложил об этом к капитану. Делать было нечего. Снялись со стоянки и двинулись тем же путём, что и пришли сюда.
Через час Оболенский всё же объявил большой привал. Энергия энергией, а есть и спать тоже необходимо, иначе долго не протянешь.
— Предлагаю оставить его, — произнёс Оса, опуская тело на землю. Наверное, все об этом думали (я-то уж точно), но пока никто заговаривал на данную тему.
— Да, труп сильно воняет, — поддержал Лис. — А мы тратим слишком много энергии.
Капитан сел возле дерева, откинул вверх прикреплённый к шлему визор УПН. Светящиеся синим глаза потухли и приобрели обычный оттенок — какой-то бесцветный, блёклый.
— Перекусим и похороним, — сказал Оболенский после недолгих раздумий. — Надо только место отметить, чтобы потом родственники забрали. Не годится без отпевания оставлять. Новиков, возьмёшь лопатку у Осы и будешь копать.
— Ладно, — ответил Максим со вздохом.
Сапёрные лопатки были только у Паши и Осы. После ужина Макс, не говоря ни слова, взял протянутый ему шанцевый инструмент и принялся рыть землю на открытом участке неподалёку. Я присоединился, тоже стал копать.
— Я сам попрошусь перевестись, — сказал Максим так, чтобы слышал только я. — Ты был прав: мне тут не место.
Я не ответил. Хотелось просто дать ему в рожу, вот только это ничего не изменит. Почему должно случиться что-то ужасное, чтобы люди хоть чуть-чуть задумались над своим поведением? Неужели слов оказалось недостаточно, чтобы понять простые истины? Теперь-то Макс всё понял, но было уже слишком поздно.
— Извини, — сказал он. — Я поздно спохватился. Я хотел подбить тот сраный броневик. Первый же я подбил, ну вот думал…
— У его родителей прощения проси — не у меня, — буркнул я себе под нос. — А теперь заткнись и работай.
Пока работал, мне чудилось, будто рядом кто-то стоит и смотрит. Поднимаю голову, оглядываюсь — никого. Принимаюсь копать — опять чудится. Глюки. Из-за усталости они снова принялись донимать меня. К ним примешивалась головная боль, которая началась после перестрелки и с тех пор не затихала.
Мы сделали неглубокую продолговатую яму, сложили туда труп Даниила и в полном молчании завалили землёй.
Парни улеглись спать. На этот раз сон отряда первым сторожил Паша. Меня же капитан отозвал в сторону и попросил подробнее рассказать, что случилось во время операции. Выслушал молча и невозмутимо, после чего произнёс:
— Очевидно, Артём, вы поступили правильно. К сожалению, иногда подобные вещи случаются.
У меня внутри было иное чувство, но разум говорил, что капитан прав. В конце концов, во время весеннего наступления я потерял почти весь взвод. Но был ли я в этом виноват? Был ли я виноват в том, что у врага в том месте имелась сильная оборона, а нас кинули фактически грудью на амбразуру? Нет, нельзя было подобные вещи принимать близко к сердцу.
— Вы что-то ещё хотите сказать? — поинтересовался капитан, видя моё замешательство.
— По поводу того происшествия вчера вечером. — вспомнил я. — Вы убили гражданских. Я считаю это не правильно.
— Что ж, можете считать всё, что угодно, — равнодушно произнёс Оболенский.
— И что, это нормально? Вот так просто убивать людей, которые, может, вообще к этой войне непричастны?
Глаза Оболенского секунд пять сверлили меня пустым взглядом. Капитан просто не мог понять, о чём я говорю.
— Да, я считаю, это нормально, — произнёс он, наконец, и добавил, — в данном случае.
Оболенский явно ничего не собирался мне объяснять.
— Когда вы приказали схватить и допросить тех людей, вы ведь уже знали, что убьёте их.
— И? Мы занимаемся важным делом, а вы забиваете голову всякой, простите, ерундой, хотя, казалось бы, уже участвовали в войне раньше…