Наследие Темного Меча

— Видишь, во что я превратился! — сокрушался Симкин. — В бледное подобие себя, любимого. А кто твой молчаливый дружок, отец? Что, кошка съела его язык? Да, припоминаю похожий случай с графом Марчбэнком. Однажды кошка цапнула его за язык. Граф кушал на обед тунца. Да и заснул, а рот остался открытым. В комнату вошла кошка, унюхала тунца… Жуткая история!

— Ройвин не… — начал Сарьон.

— Пусть он говорит за себя, отец, — перебил его Симкин.

— Немой, — закончил хозяин. — Он не может говорить.

— Бережет дыхание, чтоб остужать кашку, да? Наверняка переел холодной каши. Что это он делает пальцами? Наверное, сигналы подает?

— Это язык знаков. Так он общается. Ну, один из способов, — уточнил Сарьон.

— Как забавно, — зевнул Симкин. — Подумать только! Может, поедем дальше? Рад вас видеть, отец, и все такое, но, должен признаться, вы всегда умели нагонять скуку. С нетерпением жду минуты, когда смогу поболтать с Джорамом. Столько зим, столько лет. Просто века!

— Ты не видел Джорама? Все это время? — недоверчиво спросил Сарьон.

— Ну, видеть-то можно по-разному, — уклончиво отозвался Симкин. — «Видеть» на расстоянии, «повидать» после разлуки, «видно» — очевидно… Полагаю, вы имели в виду прямое значение — «видеть Джорама». С другой стороны, я его не «видел», если мы сошлись на этом самом значении.

Заметив, что мы оба переглянулись, сбитые с толку его рассуждениями, он добавил:

— Другими словами, Джорам не знает, что я жив. Вот, прямо и недвусмысленно.

— Ты хочешь, чтобы мы взяли тебя с собой и отвезли к Джораму, — уточнил Сарьон.

— Счастливое воссоединение! — возликовал Симкин. — В твоем душеспасительном обществе, падре, наш мрачный и темпераментный друг может снисходительно отнестись к той маленькой шутке, которую я сыграл с ним в последний раз.

— Когда ты предал его? Задумал убить? — сумрачно уточнил хозяин.

— Но все же закончилось благополучно! — возмутился Симкин. — А если бы не я, все было бы гораздо хуже.

Мы с Сарьоном обменялись взглядами. На самом деле у нас не было выбора, и Симкин это понимал. Выбросим мы его или заберем с собой, но его магия, пусть даже выдохшаяся, позволяла ему изменять форму по собственному выбору.

— Хорошо, — процедил Сарьон. — Можешь остаться с нами. Но пеняй на себя. Что бы Джорам ни решил сделать с тобой, я вмешиваться не стану.

— Что бы Джорам ни решил… — тихо повторил Симкин. — Сдается мне, судя по россказням Мерлина, — а он такая старая балаболка, каких свет не видывал! — у Джорама не остается выбора. Знаете, я лучше превращусь обратно в кошелечек, идет? Данная форма очень утомительна. Надо дышать, и все такое прочее. Только пообещай, отец, что не станешь прижимать меня к телу! — Симкин передернул плечами. — Не обижайся, но ты такой худой и морщинистый!

— У Джорама не остается выбора? Что ты хотел этим сказать? — встревожился Сарьон. — Симкин! Что… Олмин тебя побери!

Акварельная картинка исчезла. На заднем сиденье опять лежал кожаный кошель. И, судя по всему, он потерял голос. Стал таким же немым, как и я.

Что бы Сарьон ни делал с ним, он не произнес ни слова.

Я даже засомневался — может, мешочек вообще хранил молчание? Если так, почему же я слышал его голос? Галлюцинация? Обман слуха? Вполне может быть. Я покосился на каталиста, чтобы понять, не одолевают ли его сомнения.

Он сидел, хмуро разглядывая мешочек.

— Давай полетим дальше, Ройвин, — проворчал Сарьон и добавил, кивнув на мешочек: — Мы и так потеряли кучу времени из-за этого вот.

Мы пересекли Приграничье, земли, которые испокон веков отделяли Тимхаллан с его магией от прочего мира. Волшебное поле, созданное основателем Тимхаллана, позволяло жить внутри него, но никого не впускало внутрь и не впускало наружу. Лишь Джорам, Мертвый ребенок погибающего мира, сумел не только выйти за границу, но и вернуться обратно. Он воссоединил два мира — волшебства и техники. Их встреча была потрясающей и пугающей, как внезапный раскат грома.

Поддерживая небольшую скорость аэрокара, я немного приспособился к управлению, хотя трясло нас немилосердно. Сарьон, который не привык к летающим машинам, как и ко всему прочему транспорту, списал тряску на встречный ветер. А мне было стыдно рассеивать его заблуждение.

Что касается Симкина, то, как только кожаный мешочек соскользнул с сиденья на пол, мы перестали обращать на него внимание. Рюкзак упал следом, и опять прямо на него. Раздался сдавленный вскрик, но Сарьон не стал поднимать мешочек.

— Остановиться? — спросил я, жестикулируя одной рукой. Учитывая сильный встречный ветер, я боялся даже на миг отпустить руль.

— Нет. Это послужит ему уроком, — ответил Сарьон. Я и подумать не мог, что мой господин такой мстительный.

Мы пролетели мимо красного фонаря-маяка, который больше не работал. Сарьон задержал на нем взгляд, даже оглянулся, когда мы уже миновали его.

— Это, наверное, сигнал тревоги, — сказал он, усаживаясь на место. И тут же вынужден был поскорее ухватиться за ручку на дверце машины. — Такие маяки должны были загораться, если кто-то пересечет границу. Следующими поднимали тревогу каменные Дозорные. Или то, что от них осталось.