Она разделась и приняла душ, разрешив теплой воде литься на нее долгие-долгие, чудесные минуты. Она не знала, какую из двух вещей старается смыть с себя: зависть Бредшоу и ненависть к семейству, которую они так явно, даже фанатично выказывали, или ужасный рассказ об убийстве двойняшек Матерли в Сочельник. Она чувствовала себя оцепенелой, ужасно старой и, возможно, парализованной, как Джейкоб. Она не обращала внимания на мыло, не обращала внимания на все, пока испускающая пар вода низвергалась на нее и изгоняла то зло, которое, казалось, просочилось в нее.
Элайн влезла в пижаму и плюхнулась на кровать, натянула одеяло до подбородка. Она обнаружила, что дневное испытание совершенно измотало ее. Она всего-навсего сходила на прогулку и выслушала историю о безумии Амелии Матерли. Не прогулка измотала ее, а слушание. Она хотела только спать, спать до тех пор, пока не проснется и не найдет мир таким простым и незапутанным, как ей хотелось.
У нее не было сновидений, настолько глубоким был ее покой.
Пол Хоннекер приехал к ужину на десять минут позже, в то время когда остальные приступали к первому блюду. Волосы его были растрепаны, глаза сильно налиты кровью. С лица его сошел почти весь цвет, за исключением вдавленных и уродливых синеватых теней под глазами. Он остановился в проеме двери в столовую и пристально оглядел всех по очереди, казалось, что ему как-то не верится, что он застал их здесь. Он провел по лицу своей большой рукой и прошел вокруг стола к своему стулу. Он не сел, а рухнул на него, сгорбившись над тарелкой, как будто не мог оставаться в сознании.
Элайн опустила взгляд в тарелку и постаралась не замечать этого. Но при полном молчании остальных она не удержалась и снова посмотрела.
Пол теперь сидел прямо, не предпринимая никаких попыток положить себе в тарелку еду из общего блюда. Это было почти так, будто он вовсе не хотел ужинать, но не мог заставить себя нарушить ритуал и не появиться совсем.
– Опять ты напился, – сказал Ли Матерли. Лицо у него было суровое, жесткие морщины пролегли по нездоровой бледности, которая не покидала его с тех пор, как закричала Силия.
– Ну и что с того? – бросил Пол. Подразумевалось, что это воинственный ответ, но в этом человеке не было никакого гнева, только надломленность.
– Ты знаешь, к чему это приводит.
– Я свою меру знаю, – отрезал Пол, оправдываясь.
Казалось, ему не больше четырнадцати, с такими надутыми губами, угрюмым и отрешенным лицом он это произнес.
– Не знаешь! – взорвался Ли.
– С чего ты взял, что… Ли перебил его:
– Ты еще не разбил свое зеркало? – Когда Пол не ответил, он повторил:
– Ты не знаешь меры, Пол. Ты бьешь зеркала, и окна, и тарелки, и все, что способно отражать.
Пол надулся.
Ли какое-то время наблюдал за ним в нерешительности, потом дал своему лицу смягчиться.
– Пол, – сказал он совершенно другим тоном, почти отцовским голосом, – пожалуйста, сделай одолжение, пожалуйста, не начинай крепко пить сейчас, не сейчас, не в такое время.
Пол смотрел на свою тарелку, как будто на белом фарфоре было что-то написано, что-то очень важное. Он вздохнул:
– Это самое подходящее время, чтобы пить. Более того, я не представляю более подходящего времени.
– Этим Силии не поможешь, – промолвил Ли. – И это определенно не пойдет на пользу беспокоящимся за тебя.
Пол словно зарядился от какого-то невидимого источника. Он поднял голову и зафиксировал спину. Слова все еще трудно давались ему из-за выпитого, но теперь они выскакивали с большей силой и уверенностью.
– Ты знаешь, что говорят в городе?
– Кому есть до этого дело?
– Мне.
– Люди всегда будут болтать, Пол. Мы привыкли к этому, мы научились справляться.
– Я – нет, – вспыхнул Пол. – Они связывают удары, нанесенные Силии, с.., с другими.., с Амелией. – Имя его мертвой сестры потребовало усилий, оно как будто повисло перед ним, высказанное, налитое тяжестью и неподвижное.
Ли поморщился, словно кто-то ударил его.
– Мы будем выше подобных глупостей и… Пол перебил его, сказав:
– Каждый глазеет на меня. Люди, которых я считал своими друзьями, они ими не были. Ли, они думают, что, возможно, я ударил ножом Силию!
– Чепуха.
– Ты не слышал молвы. Поговаривают, что кровь Хоннекеров испорченная, что напавший на Силию живет здесь, в этом доме.
– Не обращай на них внимания.
– Я ненавижу пригороды и маленькие городки, – простонал Пол. – Я ненавижу жить там, где все про всех все знают и женщины только и ищут темы для сплетен.
– И все-таки, – настаивал Ли, – выпивка не поможет.
– Мне она помогает!
Все замолчали. Слышно было только, как позвякивает о тарелки столовое серебро.
– Ты почему не ешь? – спросил Ли у Хоннекера.
– Я не могу есть.
– Пол, доктор считает, что ее шансы – пятьдесят на пятьдесят. Чем дольше она держится, тем лучше выглядит положение дел.
Пол ничего не сказал.
– Я совсем недавно говорил с капитаном Рандом, – сообщил Ли. Он отодвинул в сторону свою собственную еду, как будто тоже потерял тот незначительный аппетит, с которым сел за стол.
– Да?