Силы закнчились вдруг и резко, выветрившись вместе с разудалой пьяной удалью. Да, совершенно неожиданно обнаружил, что трезв, как стеклышко. Слезы Леса помогли? Наверное… поэтому я уселся прямо на насквозь промокший ковер, обхватил руками голову. Из приличных слов — одни междометия. Не знаю, сколько я так просидел, но через какое-то время ко мне вернулась способность двигаться. Я поднялся на ноги, не без труда выпрямился.
Однако, устроили мы тут светопреставление. Портьеры висели обгоревшими клочьями, балдахин над кроватью держится на одном гвозде и честном слове, зеркало разбито, стены в следах копоти, как будто после настоящего пожара, на ковре, занимавшем большую часть комнаты — лужи.
Алекс, как раз растянувшийся в одной из них, все еще не шевелился. Я склонился над ним, нащупал пульс на шее — уфф, живой. Хотя, он — бугай здоровый, что ему станется? Несмотря на то, что он пытался отправить меня к праотцам, смерти я ему не желал. И не только потому, что мне теперь позарез нужно узнать, что он сотворил с Джеммой (правда, я все же надеялся, что он блефовал, исключительно чтобы вывести меня из равновесия). Да и вообще, все происшедшее все еще казалось мне чем-то совершенно неправильным. Создавалось впечатление, что старому товарищу хорошо так промыли мозги, и я даже мог предположить, кто за этим стоит. Впрочем, с этим разберемся позже.
На всякий случай, я еще наложил сверху замораживающее заклятие — меньше всего хотелось снова с ним драться, к тому же сейчас есть дела поважнее.
Оставив его величество почивать в не слишком подобающем монарху месте, я подошел к кровати. Юля все так же спала — хотя, наверное, точнее было бы сказать, находилась в глубокой коме — и на окружающее не реагировала.
«Дядя, есть идеи, что делать?» — спросил я, не слишком, впрочем, надеясь на ответ.
«Предлагаю делать ноги, ” — отозвался он, — „И поскорее. Найди сына и уходите.“
«В смысле? — обалдел я. — А Юля?»
«Что ты там Ромке про наблюдательность рассказывал?» — хмыкнул он.
Я почесал затылок и призадумался. Дядя смотрит моими глазами, а значит, видит то же самое, что и я. Вопрос: что именно я пропустил? Конечно, было бы лучше, если б он не сыпал загадками, а сразу объяснил, в чем дело, но это будет уже не дядя.
Юля… для меня в ее облике не было ничего необычного. Вьющиеся светлые волосы мягкими волнами обрамляли лицо, знакомая россыпь веснушек на носу и щеках, четко очерченные губы… Губы! Точно, губы! Последний раз я видел Юлю еще в начале весны, но вряд ли за полгода что-то сильно поменялось: губы у нее были накачанные, да и ресницы отнюдь не натуральные, а волосы — совершенно прямые и как-то полосато окрашенные — черт его знает, никогда не понимал, как, а главное, зачем они это делают? Что в этом красивого? Впрочем, моего мнения по этому поводу никто не спрашивал, но современные стандарты красоты моего родного мира вызывают у меня оторопь. И да, впервые увидев Юлю на той встрече выпускников, я был неприятно поражен изменениями в ее внешности. А сейчас я видел перед собой ту девчонку, в которую был влюблен в выпускном классе, а значит… Черт, как же я раньше не догадался?!
Та, что все это время прикидывалась матерью моего сына, именно в этот момент открыла глаза — как будто мысли прочитала! — и, обнажив в оскале дюймовые клыки, взвилась с места и бросилась на меня с явным намерением загрызть. В то же время черты лица текли, менялись, превращая женщину в персонажа фильмов ужасов. Я реально целовал это?! Очешуеть…
Я отклонился, взмахнул мечом — тварь увернулась и одним прыжком оказалась на потолке. Вот это кузнечик!
«Что оно такое?» мысленно заорал я, не отрывая взгляд от кракозябры, которая в свою очередь не менее внимательно смотрела на меня.
«Не помню как называется, склероз, — тут же отреагировал дядя. — Она ночная, если не ошибаюсь.»
Я хотел возразить, что день на дворе, но тут заметил, что за окном стемнело, и комнату заливает льющийся сквозь ошметки штор лунный свет. Почему я не заметил перемены в освещении — это уже другой вопрос, впрочем, все непонятное традиционно можно списать на магию.
Тварь, побегав по потолку, прыгнула вниз, целя мне на голову. Я отступил в сторону, взмахнул мечом — отсеченная рука монстра полетела в сторону, а сам он (оно? она?) снова бросился на меня. Я перекатился через кровать, вскочил на ноги и принялся швыряться огненными шарами: не то, чтоб высокая магия, но штука предельно простая и убийственная. Тварь, правда, попалась на редкость живучая, и остановилась, только когда ее изрешетило насквозь.
Тело, свалившись бесформенной кучей, догорало, наполняя помещение невыносимым смрадом, и я поспешил ретироваться: двигаясь вдоль стенки и не рискуя повернуться к ней спиной. Меня потряхивало, а к горлу то и дело подкатывала тошнота. С некоторым облегчением я вздохнул, только оказавшись за дверью. Привалился спиной к стене, от души выругался. Не помогло.
Ну, и куда дальше?