Наследие предков

— Я тоже так думала. С наступлением ночи я поняла, что никто за мной не вернется. Терять было нечего: я встала и пошла, куда глаза глядят. К утру я добрела до высокой металлической стены. Замерзшая, уставшая, я рухнула на колени перед ней и стала ждать. Я понимала, что люди за стеной знают о моем приходе. Понимала, что вряд ли они оставят меня умирать. Ведь одно дело бросить ребенка в пустоши, и совсем другое смотреть, как этот ребенок умирает у них на глазах. Солнце начало клониться к закату, когда ко мне вышли люди в скафандрах. Они попросили меня раздеться и назвать свое имя. Джослин Миневра выполнила приказ. Они осмотрели меня, взяли кровь на анализ, оставили мне воду, еду, и ушли. С наступлением ночи, они вернулись за мной. Сказали, что проводят меня в специальный отсек на «обеззараживание». Я не сопротивлялась. Пыталась расспросить их о том, что произошло. Просила найти моих родителей. Но в ответ одно молчание. Меня проводили в шлюз «дезинфекции». Раздели догола. Сначала сами мыли, затем побрили голову, а потом провели в другой отсек, где я мыла себя сама. Мне принесли чистую рубашку и проводили в комнату с зеркальными стенами. Ежедневно у меня брали кровь на анализ, клеили ленты липкие на кожу, кололи иголками и просили писать только в их баночки. Так прошло около недели. Я все просила привести ко мне родителей, но все они будто не слышали меня. А потом ко мне пришла женщина. Она отличалась от остальных. На ней не было скафандра и это поразило меня. Женщина вела себя свободно. Погладила меня по щеке и присела на мою кровать. «Ты уже взрослая девочка, Джослин. И мне придется поговорить с тобой, как со взрослой девочкой». Кэтрин — женщина представилась этим именем — сказала, что новая планета не приняла нас с распростертыми объятиями. Люди стали болеть неизвестным заболеванием. Началась эпидемия. И теперь Кэтрин не знает, как им всем помочь. Я спросила у Кэтрин, где мои родители, но она проигнорировала мой вопрос. Тогда я заревела. Я поняла, что моих родителей больше нет. Кэтрин молчала и ждала, когда же я, наконец, успокоюсь. Потом она уговорила меня поесть и ушла. Больше Кэтрин я не видела. Спустя неделю меня навестила другая женщина. На ней тоже не было скафандра. Она сделала мне укол, после которого меня стало клонить в сон. «У меня нет лекарства от неизлечимой болезни», — произнесла она. «Ты не больна этой болезнью. Мы приняли решение спасти всех, кого еще можно спасти. Я не знаю, сколько продлится твой сон. Но очень надеюсь, что мы с тобой когда-нибудь проснемся». Это все, что я помню из своей «прошлой» жизни. Я проснулась, когда мне все еще было семь лет. У меня жутко болела голова и меня рвало несколько дней. Я едва понимала, что говорил мне мужчина, который меня разбудил. Его речь была ужасной, слова исковерканы, он неправильно расставлял ударения, и я постоянно поправляла его. Мужчина сказал, что его зовут Август. Я была первой, кого ему удалось разбудить. Те, кто были до меня, так и не проснулись. Я спросила, сколько их было, людей «до меня», но Август мне не ответил. Более трехсот лет в камере гибернации не могли пройти «незаметно». Повреждения мозга после такой длительной «спячки» оказались необратимы. Я была ребенком. И даже при условии более высоких способностей к регенерации, чем у взрослых, я все равно пострадала. Память: она вернулась не сразу. Навыки чтения и письма: я перестала узнавать буквы, с трудом могла прочесть слова по слогам и не понимала их значение. Сознание: иногда я «отключалась» на несколько минут, а когда приходила в себя не могла понять где я и что делаю. Мы с Августом провели на корабле больше месяца. За это время я узнала, что люди выжили на этой планете. Выжили, но позабыли, кто они и откуда пришли. Август рассказал мне о том мире, в котором я проснулась. Стеллары, Птаховы и огромные территории, на которых невозможно жить. Августа интересовали мои родители; кем они были, что делали. Я не могла ответить на его вопросы. Ничего не помнила о том, о чем он спрашивал, или, возможно, я никогда об этом и не знала. За то время, которое мы провели на корабле, Август больше не попытался никого «разбудить». Не знаю, в чем было дело… Может, он боялся их убить… Мы никогда об этом не говорили. Тем временем мне становилось лучше. Я перестала ежедневно «отключаться». Но остальное… Август начал обучать меня новому языку. Почему все люди на планете стали говорить на этом языке — понять до сих пор не могу. Август утверждал, что большая группа выживших на центральных землях были носителями этого языка. Создав общину, они стали общаться на нем между собой, очевидно, для того, чтобы остальные их не поняли. Теперь этот язык понимают все, — Аврора усмехнулась, — даже я теперь думаю на нем. Когда Август посчитал, что я готова к появлению в поселении, он собрал провиант и мы отправились в путь. Об одном он настоятельно попросил меня: никогда и никому не рассказывать о том, кто я такая. Август всерьез опасался, что правда может стоить мне жизни. Я поняла, что это так, не сразу. Поначалу молчала, потому что осознавала, что завишу от Августа. А потом… Потом я стала бояться сама.