«Наследие Дерини»

Стэйси взирала на мужа, словно громом пораженная, хотя Судри прекрасно понимала что Корбан делает лишь то, чего требуют от него обстоятельства. Он был прирожденнымкомандиром, и она любила его как родного сына. В ответ на полученные указания, у ворот замка тут же засуетились солдаты. Во весь голос зазвучали команды готовиться в дорогу.

– Но ты ведь не можешь уехать прямо сейчас! – взвыла Стэйси. – Как же папа, и наш малыш, и как же я?

– Мо рун,сердце мое, твой отец мертв. Я разделяю твою скорбь, но судьбу изменить не могу. – Отвернувшись, он сухо кивнул оруженосцу, который подвел ему свежую лошадь и тут жевскочил в седло. Лошадь нервно попятилась и чуть не сбросила всадника. Другой солдат вручил командиру хлопающее на ветру знамя Истмарка.

– Но… Это же отцовский стяг – выдохнула Стэйси, прижимая к себе сына. Она едва успела отскочить, чтобы лошадь не задела ее копытами, в то время как муж уверенным движением пристраивал древко знамени себе в стремя.

– Стэйси, дорогая, разве ты не слышишь, – повторил Корбан, – теперь это твое знамя, потому что твой отец погиб. Теперь ты – графиня Истмаркская, а я – граф Истмарка. И потому это также и мой стяг. А когда-нибудь придет день, если все мы сумеем остаться в живых, и это станет его знаменем.

Он указал на расплакавшегося сына, а затем вопросительно взглянул на мать жены.

– Госпожа моя, прошу вас, объясните ей, я не могу больше задерживаться. Позаботьтесь о раненых, похороните Хрорика. Постарайтесь удержать замок. Я приведу помощь, как только смогу. Мюррей отошлет гонца в Ремут, чтобы известить короля. Да хранит вас Господь.

И с этими словами он устремился к воротам замка, а за ним и его люди. Ни одна из женщин не успела даже возразить. И вот уже ярко-синее украшенное серебром знамя Истмарка заполоскалось у него над головой. Судри Истмаркская, урожденная Рорау, проводила молодого человека взглядом, а затем, с необычайным спокойствием, которое можно было бы даже принять за бесчувственность, принялась заниматься неотложными делами, взвалив на себя то бремя, которое предстояло нести ей в ближайшие дни. Она не могла позволить себе сейчас предаваться скорби. Время для этого наступит еще не скоро, ибо сейчас скорбь могла лишить ее последних сил.

– Джервис, пожалуйста, переносите раненых в парадный зал, – велела она одному из слуг, в то время как остальные понесли тело, закутанное в зеленый плащ, к дверям часовни замка. – Там мы устроим лазарет на первое время. Пусть на кухне вскипятят воду, и вели женщина готовить повязки. Позови также отца Колумкиля и отца Дерфеля, и эту повитуху из деревни. Ее помощь нам тоже пригодится. Да, и Мюррей…

– Что госпожа?

– Уцелел ли наш военный лекарь при Кулликерне?

– Да госпожа, он здесь. – Мюррей отдал все необходимые распоряжения двоим гонцам, которые должны были отправиться в Ремут. Вид у него был усталый, и ему самому явно пригодились бы услуги лекаря или, по крайней мере, умелой женщины, чтобы очистить и перевязать раны. – Он у конюшни, оказывает помощь тем, кому это необходимо.

– Хорошо, пусть и он, и все остальные, когда смогут, перейдут в главный зал. Нужно навести здесь порядок.

– Слушаюсь моя госпожа.

Наконец она смогла обернуться к дочери и увидела, что Стэйси также, по велению необходимости, сумела собраться с силами, препоручив младенца старшей дочери Мюррея и велев ей отнести ребенка наверх в спальню, после чего уверенно заявила матери:

– Я тоже должна быть сильной. Ради папы. – Стэйси гордо вскинула голову и уголком рукава утерла слезы. – Он воспитывал меня как свою наследницу, и ему было бы стыдно, если бы он увидел, что я не могу позаботиться о его людях… О моих людях.

Среди шума и суеты, всхрапывающих лошадей, среди стонов и криков раненых две женщины, обнявшись, уверенно двинулись ко входу в парадный зал излучая всем своим видом спокойствие и уверенность, а у ворот гонцы, избранные, чтобы отвести в Ремут печальную весть, вскочили в седла и на свежих лошадях галопом устремились прочь из замка.

Глава I

Оттого гордость, как ожерелье, обложила их, и дерзость, как наряд, одевает их.[2]

Загнав нескольких лошадей, гонцы из Истмарка оказались в гвиннедской столице неделю спустя после падения Кулликерна. Изнемогая от усталости, они передали свое сообщение собравшимся второпях королевским советникам Гвиннеда, а затем их подробнее расспросил обо всем гофмаршал лорд Альберт со своими помощниками. Королю сообщили все новости, но никому и в голову не пришло пригласить его на собрание в зале Совета.

– Помимо военной стороны вопроса, я предвижу еще некоторые осложнения, – кислым тоном заявил Ран Хортнесский, откидываясь в кресле. – Прежде всего, король захочет лично отправиться туда.

Лорд Таммарон Фитц-Артур терпеливо кивнул. Будучи канцлером Гвиннеда, он возглавлял собрания совета, когда король не присутствовал на них, – собственно говоря, возглавлял он их и в присутствии короля, – однако сейчас, когда их было всего четверо за этим длинным столом, можно было обойтись и без формальностей этикета.