Нашествие с севера

Морох подбросил в костер еще несколько обломков, и Гейре вдруг показалось, что перед ней никакой не Морох, повелитель Ночи, могучий и неуязвимый, а какой-то жалкий старикашка, который осмелился сидеть у нее на дороге. А еще она подумала о том, что он уже наверняка проник в ее мысли, и если она не добьется своего прямо сейчас, пощады ей не будет, и участь ее будет страшнее, чем у Резчика или Писаря. Она медленно, так, чтобы это не было заметно, начала раскручивать пружину силы, заключенную в ней, и вскоре почувствовала во всём теле привычную легкость и мощь. Руки ее вытянулись стремительным броском, ставшие огромными пальцы вырвали из стены камень и обрушили его на… Но Мороха там, где он только что сидел, уже не было — он вообще пропал из виду, и Гейра, не теряя времени, побежала дальше, надеясь, что ей всё-таки попадется тот заветный замок, ключ от которого болтался у нее на шее. Великолепный возник перед ней внезапно — мелькнул и тут же исчез, а потом сзади раздался короткий сухой смешок. Но она, не оглянувшись, только прибавила ходу, и грубые камни, из которых были выложены стены, слились в бегущие тени. Впереди замаячили, стремительно приближаясь, какие-то полураскрытые ворота, из-за которых сочилось красное свечение. Вот до них осталось всего несколько скачков, и вдруг Гейра заметила прямо у себя под носом огромный желтоватый ноготь на старческом узловатом пальце. За то мгновение, пока ноготь летел ей навстречу, она успела рассмотреть на нем все бугры и трещины, а потом свет померк в ее глазах, а сознание, отлетев куда-то в сторону от тела, расплющилось о каменную стену.

Очнулась она возле тех самых ворот, в которые пыталась проскочить. Великолепный стоял рядом и мило улыбался, глядя, как она ворочается и пытается сесть. Больше всего остального у Гейры болела переносица, и она поняла, что Сиятельный Морох удостоил ее лишь щелчка по носу. Улыбка Мороха никогда никому ничего хорошего не предвещала, но Гейре было уже всё равно — до нее самой вдруг дошло, почему она решилась на то, чтобы пойти поперек самого Великолепного — просто она жила уже достаточно долго, и все доступные радости жизни, та мера власти, знаний, наслаждений, которая была ей по силам, — всё это уже давно прискучило ей. Но в полной мере она осознала это только сейчас, когда гибель уже нависла над ней, и никакого сожаления об утерянном будущем она не испытала.

— Не тяни, старик, — сказала Гейра, заглянув Мороху в глаза, чего ранее не осмеливался делать ни один из Избранных. — Или хочешь, чтобы я на дыбе повисела или под тебя напоследок легла?

— Смерти ждешь. — Морох присел возле нее на корточки. — Да, как смертной ты была, так смертной и осталась… Отсюда тебе уже не выйти, но и смерти тебе не видать, как самого Небесного Тирана. Правда, стоило бы тебе всё-таки сначала справиться с той девчонкой, от которой ты однажды позорно бежала… Но ничего, пусть этим займется Щарап. Старушка и так довольно отдыхала…

У Гейры вдруг мелькнула мысль, что жизнь ей, возможно, будет всё-таки оставлена, и она, вопреки тому, что думалось ей накануне, уцепилась за эту слабую тень надежды. В конце концов, Морох зачем-то ей доказывал всё это время, что, как бы она ни старалась, не в ее силах хоть как-то угрожать ему…

— Ты еще долго… просуществуешь. — Морох говорил негромко и почти приветливо. — Но отсюда тебе уже нет обратной дороги, и поэтому я могу открыть тебе несколько тайн, которыми я ни с кем, кроме себя самого, не делился. Вставай и следуй за мной.

Он поднялся с корточек и направился к воротам, за которыми надеялась скрыться от него Гейра, и она послушно, как побитая собачонка, поплелась за ним. За воротами оказался точно такой же коридор, и они шли по нему, казалось, целую вечность, а Морох по пути всё говорил и говорил, а она жадно ловила каждое слово, надеясь уловить хоть что-нибудь, способное ей помочь.