Нашествие 1812

Священники кадили мощам, иконам, Евангелию, Кресту. Вслед за главным престолом освятили престолы в южном и северном приделах. Александр крестился и кланялся под «Господи, помилуй».

– Кто взойдет на гору Господню, кто станет на святом месте Его? – читал преосвященный Амвросий Псалом Давида. – Тот, у которого руки неповинны и сердце чисто, кто не клялся душою своею напрасно и не божился ложно ближнему своему, тот получит благословение от Господа и милость от Бога, Спасителя своего…

Кто из них с Наполеоном не клялся ложно? Вся политика строится на притворстве. Сокровенной мысли не должно быть на устах, а сердцу и вовсе следует молчать. С чистыми руками и совестью, возможно, и взойдешь на гору Господню, но только не на трон… Прусский король Фридрих-Вильгельм, клявшийся Александру в братской любви, не осмелился ратифицировать тайный договор, чтобы вместе напасть на Францию, и вместо этого предложил союз Наполеону. Австрийский император Франц наверняка тоже подпишет с ним какую-нибудь конвенцию, ведь Наполеон ему зять. Да и сам Александр обнимался с Наполеоном в Тильзите и Эрфурте. Если французский император больше не верит словам русского царя, с какой стати ему доверять двум бывшим союзникам России, чьи владения он беспощадно обкорнал? Раны от обид и унижений заживают долго, а Наполеону к тому же нравится их растравлять. Что бумага? Она всё стерпит. Ее можно порвать и сжечь, заменив один договор другим.

Хор пел:

– Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое, победы православным христианам на сопротивные даруя…

Старый граф Александр Сергеевич Строганов подал Александру на подушке ключи от нового храма. Он сильно исхудал, как-то весь съежился, кожа словно пергаментная, щеки ввалились – ему, наверное, скоро восемьдесят. Но взгляд по-прежнему живой, волевой подбородок выпячен… Казанский собор он называет «своим». И вправду, без графа он бы не построился. А вон Михайло Ларионович Кутузов, военный губернатор Петербурга, отирает платком пот со лба, дыша с присвистом после поклонов. И он много способствовал строительству, предоставляя места под склады, посылая солдат в помощь рабочим. На Конюшенной площади велел построить временные казармы на тысячу человек, с пекарнями и кухнями… Там жили только лучшие мастера – каменщики из Ярославля и Вологды, плотники из Костромы, гранильщики из Олонецкой губернии. Прочие, вроде белорусских землекопов, ночевали за городом, во дворах или конюшнях, спали на сырой земле. Вставали затемно, чтобы с рассветом приняться за работу, которая продолжалась до захода солнца с перерывом на обед, состоявший из тюри и огурцов… Крепостные работали только с весны до октября. Им платили по рублю в день; бумажный рубль стоил восемьдесят копеек серебром. Многие зарывали монеты в землю, чтобы не отдавать своему барину, и если умирали, то деньги не доставались никому… Отделочные же работы продолжались и зимой, в мороз, даже ночью, когда штукатуры и лепщики в рваных полушубках, забравшись на самый верх лесов, исполняли свое дело, зажав в зубах кольцо фонаря. Их обсчитывали и обижали; жалобы на подрядчиков обер-полицмейстер клал под сукно; слухи о злоупотреблениях доходили и до государя, но не может же он заниматься всем лично…

Выйдя из церкви, Александр и Елизавета сели в открытую коляску и под приветственные крики отправились по Невскому обратно в Зимний дворец. Золоченые кресты на куполе собора и обелиске сияли под солнечными лучами: день, хотя и прохладный, выдался необычайно погожим для середины сентября, словно и небеса радовались вместе с православными. Солдат вернули в казармы; народ допустили осмотреть новый храм и поклониться святыне.

* * *

Во всех окнах большого каменного дома Апраксиных на Знаменке горел яркий свет; вечер был в разгаре. Степан Степанович, два года назад сменивший генеральский мундир на зеленый фрак, расхаживал среди гостей, примыкая то к одному кружку, то к другому, следя за тем, всё ли хорошо и все ли довольны.

Молодежь обступила Петра Вяземского, который, сидя в кресле (он был еще слаб после тяжкой болезни), читал свои русские вирши, вызывавшие приступы веселья. Он сравнивал Петербург с Москвой:

У вас Совет,
Его здесь нет —
Согласен в том,
Но жёлтый дом
У нас здесь есть.
В чахотке честь,
А с брюхом лесть —
Как на Неве,
Так и в Москве.
Мужей в рогах,
Девиц в родах,
Мужчин в чепцах,
А баб в портках
Найдёшь у вас,
Как и у нас,
Не пяля глаз.
У вас «авось»
России ось
Крутит, вертит,
А кучер спит.