Наше пересечение

И ещё несколько голосов за кадром, которые нападали на неё. Я бы врывал глотку каждому, клянусь Богом. Они не видят, что ей дерьмово?

Грейс покосилась в сторону отца и обратила взгляд к людям за кадром.

– Потому что у меня больше нет вдохновения, – просто ответила она.

– Миссис Росс, что является Вашим вдохновением?

Она что-то тихо сказала, и вновь посыпались новые вопросы, но в основном, чтобы она повторила.

Грейс откашлялась, и подняла подбородок.

– Тренер, – безэмоционально ответила она, хотя это маска. Я точно знаю, что это маска.

Очередные десятки вопросов, о ком она говорит и что имеет в виду.

– Тренер в университете, – успела сказать она, в ту же секунду, отец дёрнул её за руку с такой силой, что у неё могли вылететь мозги.

Коротко улыбнувшись, ублюдок потащил её в сторону, пока вслед им голосили уже сотни вопросов. Один за другим они выкрикивали их, но запись оборвалась, а я посмотрел на Даниэля.

В горле пересохло, а внутренности наполнились свинцом. Пытаясь найти в себе хоть каплю жидкости, чтобы смочить горло, я не мог. Внутри образовалась удушающая и убивающая пустыня.

– Что скажешь?

– Зачем ты показал мне это? – сухо спросил я, едва найдя в себе силы на какой-то ответ.

– Чтобы ты вспомнил о наличии яиц, а не плакался тут, как сопливая девочка, которую бросили.

Оставляю последний взгляд на друге и срываюсь с места.

Я бегу так быстро, насколько могу, диктуя себе: правая-левая, правая-левая. И так по кругу. За спиной слышу крик Марии. Конечно, она всё подслушивала, но даже слезно молящий голос сёстры с просьбой остановиться, не способен удержать меня на месте. Бегству помогает такси, которое я ловлю по пути.

Всё происходит, словно в тумане.

Дома быстро остаются за спиной, на смену жилому – приходят поля и деревья. С каждой новой милей, меньше становится фонарей. И вскоре они вовсе перестают освещать дорогу, потому что их попросту нет в данном месте. Мужчина с опаской косится на меня, я, в свою очередь, отсчитывая по дюйму в голове, сокращая расстояние до конечной точки.

Как только на горизонте появляется свет фар, кажется, доносится облегчённый выдох с соседнего кресла. Рёв машин, визг шин чуть ли не ежедневно наполняет это тихое место запахом адреналина, безумия, скорости и денег. Либо всё, либо ничего, – вот их первое правило. И единственное. Никаких других. Ты можешь делать всё, что заблагорассудится, даже столкнуть противника с горы.

Я был тут дважды, когда учился в школе. Но выигрыш достался мне единожды. В этом участвуют только те, у кого отбита голова. А у меня она отбита именно сейчас, как когда-то в юности после смерти Алисии. Трасса всегда напоминает о ней, и это мой восьмой круг ада.

Ставлю свою подпись на листе о том, что не имею, и не буду иметь никаких претензий при несчастном случае. Кладу на стол три сотни и получаю номер с ключами. Да, за участие ты ещё платишь. Глазами пытаюсь найти ту, что теперь принадлежит мне. И нахожу. Это дерьмовое стечение обстоятельств. Она принадлежала мне в школе. Это точно она.

Красный мустанг, по бокам которого пара чёрных полос, заставляет меня чуть ли не усраться на месте, потому что я боюсь сделать шаг в его сторону. Но всё же делаю. Ярость внутри намного сильнее страха.

Провожу ладонью по капоту и закрываю глаза, когда занимаю место в салоне. Тут ничего не изменилось, даже запах тот же. Аромат адреналина, страха и смерти. Однажды, какой-то двинутый успешно помог сопернику покинуть трассу именно на ней. Благо, что второй отделался сломанным о руль носом, но это лишь то, что я знаю. Кто-то мог убить на ней, стоит только сделать резкий поворот руля и встретить чей-то бок, чтобы сбить с пути. Ремонт ты тоже оплачиваешь сам, но это никого не смущает, наоборот, повышает азарт.

Называют мой номер, и нога автоматически жмёт на газ.

Подъезжаю к ровной линии и смотрю на противника, который празднует заранее. Но ему нихрена не достанется, я практически готов убивать.

До ушей доносится плач Марии. И в зеркало заднего вида, замечаю бегущую к машине младшую сестрёнку. Как быстро сменилась её радость на истерику. Я всегда боялся и с ужасом остерегался подобного состояния сестры. Но не сейчас. В эту самую секунду я и сам в истерической агонии. Я ничего не решаю. Решают эмоции.

Я не зол, это далеко от моего эмоционального состояния. Я в бешенстве. Разочаровании. Гневе. Психозе. Это малый набор слов, которые могут описать весь огонь внутри. Уверен, если я кого-то убью, даже не замечу. И, чёрт возьми, я хочу. Ужасно хочу стиснуть в руках чьё-то горло, чтобы услышать характерный сломанным костям хруст.

Как она могла?

Этот вопрос мучает ежесекундно. Как могла упоминать в своих словах меня. Как могла так легко об этом говорить. Как ей удаётся растоптать меня, находясь за тысячу миль. Как она может продолжать спокойно жить, будто ничего не было. Словно я – пустое место. Она выжгла чёртову память, а может и вовсе не запоминала меня, играя отведённую роль или используя для того, чтобы забыть или вернуть своего покладистого щенка. Эти, и ещё сотни вопросов без ответа.