Даниэлла даже не потрудилась сделать вид, что только по чистой случайности съела в воскресенье утром на завтрак мой обезжиренный йогурт. Я вползла в крохотную кухоньку, открыла холодильник – тот самый, который перед этим тщательно выскребла, – и обнаружила, что последний стаканчик йогурта исчез. Совершенно сбитая с толку, я повернулась, чтобы спросить соседок, не видели ли они йогурта.
Джинси, задрав ноги на пластиковую столешницу, втягивала в себя черный кофе из треснувшей керамической кружки.
Даниэлла в черном шелковом халатике сидела рядом, слизывая с ложки остаток клубничного йогурта. В другой руке она сжимала стаканчик, на котором ясно значилось «обезжиренный».
– Это мой йогурт! – воскликнула я.
Даниэлла пожала плечами:
– Просто решила попробовать. Можешь взять один из моих, низкокалорийных.
– Не хочу я твоих низкокалорийных! – запротестовала я. – Мне нужен
– К чему столько шума, – бросила она. – Съешь мой дурацкий низкокалорийный! Там, кажется, три сорта.
– Низкокалорийный – совсем не то, что обезжиренный, – стояла я на своем.
– Кому-то просто необходимо перепихнуться, – пробормотала Джинси.
Я с размаху захлопнула дверцу холодильника и в бешенстве набросилась на нее:
– Заткнись! У тебя не рот, а помойка! От каждого слова разит тухлятиной! Почему бы тебе просто… просто…
– Не заткнуться? Редко, но и такое бывает. Прошу прощения.
Я сжала ладонями виски. С каких это пор я стала взрываться от всяких пустяков?
– О, эти скандалы меня убивают! Разве мы не должны вести себя как одна семья?
– А что, по-твоему, мы делаем? – засмеялась Даниэлла и, встав, швырнула ложку в раковину. – Разве твои родные никогда не скандалят? Не ведут себя как спятившие идиоты, каждый раз, когда кто-то слишком долго висит на телефоне или торчит в ванной?
– Нет. Никогда.
– И никто ни разу голоса не повысил? – фыркнула Джинси.
– Никто.
В отличие от тебя.
Даниэлла подошла ко мне, взяла за руку. Я попыталась отстраниться. Но она не пустила.
– Клер, солнышко, может, там, откуда ты родом, все по-другому. Ну, понимаешь, где-то там. Но в том месте, где я выросла, родственникам полагается вопить, орать и хлопать дверями.
– И ненавидеть друг друга. И обзывать дерьмом и спринцовками, – с энтузиазмом добавила Джинси, потянувшись к полупустому кофейнику.
– Для этого и существуют семьи, солнышко. Любовь. Безусловная любовь. Именно в родном доме ты можешь приклонить голову. Бросаться ложками, закатывать скандалы. Место, где ты и твои кузены могут писать в бассейн…
– И блевать, после того как тайком выжрали всю тайную пивную заначку твоего дядюшки, – захихикала Джинси. – Как-то мой кузен Майки обгадил с заднего крыльца стену гаража. Пятнадцать или двадцать футов, представляете?!
Несколько секунд я молча таращилась на них. Соседки. Мне придется терпеть их все лето.
При этой мысли я залилась слезами.
– Похоже, по утрам к ней лучше не лезть, – громко прошептала Джинси, едва Даниэлла наконец отпустила мою руку.
ИЮНЬ
ДЖИНСИ
ПАРНИ И МИЛАШКИ
Келл просил нас прийти на пятиминутку, где должны были представить нового директора дневных программ.
Из нашего отдела были все, кроме Салли.
Я схватила бублик с подноса с выпечкой, купленной специально для этого случая, и налила в чашку кофе. Потом большая шишка по фамилии Вайнштайн представил Рика Лонго.
Мистер Лонго, похоже, был смущен всей этой помпой и, пробормотав что-то о том, что с «нетерпением приступит к работе» и «успешном взаимодействии», растворился в толпе. Вокруг стояло человек двадцать.
Я заметила нового начальника только перед тем, как выйти из конференц-зала. Он как раз засовывал в рот пончик с джемом. Подбородок был обсыпан сахарной пудрой, а кусочек клубничного джема угрожающе навис над галстуком.
Я спрятала улыбку и вернулась к себе. Всякий, у кого достаточно мужества, чтобы есть пончик с джемом на людях, да еще в первый рабочий день, по определению не может быть совсем плохим человеком.
Через некоторое время в офис заглянула Салли.
– Видела этого нового типа? – спросила я. – Что-то я не заметила тебя сегодня на пятиминутке.
– Опоздала, – бросила Салли, скорчив жуткую гримасу. – Но уже успела познакомиться с ним. Совершенно такой же, как вся остальная корпоративная шваль.
– Откуда ты знаешь? – спросила я, вовсе не ожидая услышать в ответ что-то разумное.
Салли слишком предсказуема.
– Ну… он носит галстук. И блейзер! Синий блейзер.
Я решила ничего ей не спускать.
– Галстук даже забавный. Помнишь, эти абстрактные узоры? Так вот, если приглядеться, они вовсе не абстрактные. На самом деле такие смешные щеночки.
Я говорила вполне серьезно. Рик Лонго, по моему мнению, вовсе не был похож на корпоративную шваль, по крайней мере в отношении одежды.
– Типичный мужик! – фыркнула Салли. – Использует галстук как предлог для разговора. Учти, галстук, как и пенис, сразу показывает, кто есть кто. Он заманит тебя своими жалкими остротами, и не успеешь оглянуться…
– Галстук ему подарила мать, – перебила я. – Я спросила.
Разумеется, наглая ложь, но все же…