Наше дело - табак

— Поймите, я не хитрый. Просто я не виноватый. — В глазах Арнольда была насмешка, ему хотелось поизмываться. — Но все равно, приятно было с вами пообщаться. Вы занимательный человек. Осколок прошлого.

— Да нет, Арнольд. За нами будущее. Это у вас, нуворишей, будущего нет. А здесь Россия. И по-вашему никогда не будет.

— Нашли нувориша, — хмыкнул Арнольд. — Кстати, мои адвокаты заявление в суд написали. Незаконное задержание. И все такое. Так что отвечать придется.

— Ответим, — кивнул Ушаков. — За все ответим. Только ты рано радуешься, Арнольд. Уже весь город знает, куда пять миллионов делись. И кто облапошил всех.

Победная улыбка стала сползать с лица Арнольда.

— Ты считаешь, конечно, что сможешь отбрехаться, доказать, что все это не так, что не ты людей по миру пустил… Только не сможешь. Поскольку я кое-кому представил убедительные доказательства… Так что у тебя будет множество проблем помимо того, чтобы судиться с УВД.

— Это… Это же беспредел… Ты чего… Вот суки, — покачал Арнольд головой. — Вот менты клятые!

— Я бы на твоем месте все-таки задержался еще в тюрьме. Признался бы в каком-нибудь преступлении на выбор. Посидел бы в комфортабельной камере. Тут тебя не достанут.

— Ну, сочтемся когда-нибудь, — произнес Арнольд, с ненавистью глядя на Ушакова.

— Ты знаешь, сколько я этих глупостей слышал… Ну что, поколешься на что-нибудь? Чисто символически — на пару лет лишения свободы.

— Да пошли вы все!

— Ну, тогда скатертью дорога, Арнольд. Тяжело придется — приходи. Мы поможем. Мы обязаны гражданам помогать…

Глава 22 СЕМЕЙНЫЕ СЦЕНЫ

— Это все-таки ты… ты… — Лена всхлипнула. Она сидела на диване в просторной, метров шестидесяти, гостиной — когда делали евроремонт, сломали перегородки между тремя комнатами и теперь здесь можно было устраивать танцы. Помещение было выполнено в пастельных тонах, только ярко-красные диван и кресло били по глазам и сейчас напоминали Лене освежеванные туши.

— Что я? — спросил Арнольд. Он был бледен.

— Ты заказал Глушака… Ты, Арнольд. — Она посмотрела на него с болью, в ее глазах блестели слезы.

— Кто тебе эту дурь внушил? — спросил он жестко.

— Да об этом все говорят.

— Сплетни это, понимаешь! — крикнул он, проваливаясь в глубокое кресло. — Ментам надо было на кого-то повесить это дело. Решили повесить на меня. И теперь они, а не я в полной заднице. У них ничего не получилось!

— Ты же врешь, Арнольд. Ты врешь. — Она зябко обняла свои плечи. Ее трясло.

— Как же вы все остохренели! Ты еще будешь мне мозги полоскать!

— Как же так?.. Что же с вами делается? Вы же друзья были.

— Что? Друзья? — Он засмеялся. — Нет, вы послушайте ее. Друзья!.. Не было у меня друзей. Был самообман, что они есть. Нужно прожить больше трех десятков лет, чтобы понять, кто такие старые друзья. Предатели, завистники. Однажды они начинают относиться к тебе как к лоху, в карман которого неплохо бы лазить, как в собственный. А на все твои возражения отвечают: мы же друзья…

Он ударил себя кулаком по колену:

— Все это чепуха! Глушак был редкий ублюдок, которому самое место на том свете!

— Ты не должен был. Не должен…

— Не должен? Он был кретин. Непроходимый кретин… Бешеный. Я думал, он мне вцепится зубами в глотку, когда налетел тогда в офисе из-за тех двух фур сигарет… Предположим, только предположим, что я заказал его… Ну и что? Он не заслужил этого? Он сто раз заслужил худшего. Понимаешь, худшего.

— Что же вы делаете? — ежась еще сильнее, негромко произнесла Лена.

— Что делаем? Деньги делаем. Понимаешь. Деньги. Из пустоты. Из воздуха. Из ничего. Деньги. Деньги большие . И тут не место для сентиментальных дур!

— Боже мой! — Ей становилось все холоднее, будто все вокруг покрылось коркой льда. Слова его падали на ее душу тяжело, отзываясь почти физической болью.

— Вот что, Лена. Ты с Викой, помнится, собиралась на отдых. Так езжай. И побыстрее…

— Арнольд… — Она подняла на него наполненные страданием глаза.

У нее будто почва уходила из-под ног. Ей казалось, что между ними росла холодная стена. А еще казалось, что это вовсе не тот человек, которого она знала не первый десяток лет, которого любила, которому многое прощала и за которым готова была идти на край света. Или она просто не знала его, или он так изменился…

— Ну что, что ты так смотришь? Осуждаешь, да? Посмотри на себя — воплощенная укоризна… Ты же дура, Лена… Ты дура. Ты хоть сама подумай, чего ты от меня хочешь… Хочешь, чтобы я раскаялся, посыпал голову пеплом? После того, по каким счетам заплачено за все…

Она не ответила, отвела глаза.

— Не бывать этому! Я был прав, — наигранно бодро воскликнул он. — Прав. Во всем.

— Тебя убьют, Арнольд. Они тебя убьют. Тебе не простят…

— Меня убьют? — саркастически осведомился он. — Ты серьезно? Да мне на охрану все скинутся, чтобы волосок с головы не упал. Потому что они считают, будто мне известно, где эти пять миллионов. Так что за свою неприкосновенность я спокоен… А там — выкрутимся… Обязательно выкрутимся, — как заклинание повторял он.