Наш Современник, 2009 № 03

Пусть к тому же задумается Кондакова о том, что литгазетовская зарплата её покровителя Ю. Полякова равна или даже превышает сумму ежемесячных зарплат всех 20 сотрудников журнала "Наш современник". Вот уж кто ищет, "где поболее куш"…

"А хочешь, другую подставлю щеку?" - с неожиданным кокетством взбрыкивает Надя в последней строке. Не надо, ради Бога, не нужна мне ни твоя ланита, ни какая другая часть тела. С мужчинами, несправедливо и неосмотрительно оскорблявшими меня, я не церемонился. Мои пощёчины горели на щеках многих авторов и даже сотрудников "Литгазеты". Но это мужчины. А как поступать с женщинами? Не знаю. Поэтому скажу так: во-первых, Евангелие надо знать, дорогая. "Другая щека" подставляется только после того, когда уже на первой лежит отпечаток. А во-вторых, с женщинами, какими бы они ни были, разговаривать на языке пощёчин и бесполезно, и некрасиво. К тому же я человек брезгливый, после этого действа потом руку не отмоешь. Не думаю, чтобы Поляков сам был в восторге от этого рифмованного пасквиля. Он всё-таки когда-то писал стихи. Неталантливые, но грамотные. Однако за услугу, которую ему оказала в суде пасквилянтка, надо платить не какими-то двумя-тремя стишками, а целыми газетными полосами.

Интересно, а В. Личутин и В. Костров, постоянные авторы журнала "Наш современник", всё последнее время поддерживающие Полякова, считают ли они допустимыми такие запредельные формы "литературной полемики", какие себе позволяет "Литгазета", публикуя "отвязанное" рифмоплётство Н. Кондаковой?

Конечно, это зарифмованное хамство не могло быть напечатано в "ЛГ" помимо воли Ю. Полякова. А потому хочу ему сказать: Юрий Михайлович, один раз вы подставили бедную девушку в Видновском суде, подтолкнув её на лжесвидетельство. Не слишком ли жестоко так использовать её во второй раз? Вы функционер опытный, а она ведь не ведает, что творит. Куда вы толкаете её, эту переделкинскую шахидку? Она, идя по вашим следам, уже начинает бормотать в стихах, обращённых ко мне, что-то несусветное: "еврей", "антисемит"… "При чём тут я?" — вы скажете?

А помните 22 мая 2008 г. на вашей конференции? Вы вместе с Кузнецовым чего только не наговорили. Один из вас публично возмущался тем, что я будто бы считаю его евреем, другой негодовал, что я распускаю слухи, будто бы кузнецовская дочка замужем за немецким евреем…

Поймите, ради Бога: кто вы, из какого рода-племени, за кем замужем ваши дочки (которых я, как и их мужей, никогда в глаза не видел) — всё это мне "по барабану". Перестаньте сплетничать и разыгрывать в борьбе со мной замусоленную еврейскую карту и обучать этой нечистой игре доверчивое и послушное вам переделкинское существо. Жалко её. Таких, как она, надо беречь. Таких искренних и послушных стервоз на белом свете мало. Да и Жору Зайцева берегите. Он ведь тоже несмышлёныш, за которым вы с Кузнецовым всё время прячетесь, выталкивая его, как штрафника, вперёд, на линию огня. Он подходит ко мне в Московском суде и говорит:

— Ну, Станислав Юрьевич, как же вы подзалетели! А я ему отвечаю по-одесски:

— Ты, Жора, за мою судьбу не волнуйся, наша судьба — литература: а в этом смысле у меня всё в порядке. Ты о себе подумай: ну зачем ты со своими природными данными в русскую литературу полез?

…А во всём виноват Иван Переверзин. Уговорил меня дать согласие возглавить Литфонд. Разворошили мы груды накопленного поляковско-кузнецов-ского дерьма и теперь сами задыхаемся от смрада… Ну, Ваня, погоди!

А я-то — тоже хорош! С кем только не сходился в литературных схватках: с Татьяной Глушковой, с Ильёй Глазуновым, с Владимиром Бушиным, с Александром Межировым, с Давидом Самойловым, с Анатолием Эфросом, с Марком Дейчем, с Виктором Астафьевым — и, в конечном счёте, как бы мне самому ни доставалось, — всё-таки побеждал.

А теперь сподобила меня судьба отвечать какой-то, как это помягче сказать, — Кондаковой. Господи, как низко я пал на старости лет!

Встречаться на одних дорожках с поэтеской, которая разговаривает со знаменитыми "мёртвыми", "пивала шампанское с водкой" с самим Высоцким и с Вампиловым, да ещё собирается помереть "той же святомученической смертью", что и Александр Блок — нет, я не достоин.