Наш Современник, 2009 № 01

Как всегда в Ваших письмах - и в последнем, - есть над чем глубоко задуматься. Это Ваши слова в связи с гибелью детей батюшки Алексея (Дарошевича), что Вы теперь уже научились не искать и не пытаться определять Промысла Божьего… причин, истоков или последствий происходящего с нами. "Наше (моё) дело только молиться: просить, умолять Бога…" И этот потрясающий пример веры священника-философа Орнадского в 1918 году, который просил своих палачей первыми расстрелять его взрослых сыновей; когда их убивали, он читал по ним отходную молитву, а потом сам пошёл под расстрел.

Я думаю, Вы не посетуете на меня, что передал я отцу Алексею содержание той части письма, где речь идёт о нём и в связи с ним. Это так важно, так дорого для него в его положении, особенно Ваши слова, что "батюшка Алексей не только словом, но и делом показывает всем нам - как надо верить Богу и любить Бога".

Печально читать, дорогой отец Феодор, Ваши слова о "глазной эпопее", так хочется верить, что всё кончится благополучно. Прочитал Ваше письмо и будто побывал вместе с Вами в Поленово, вспомнил молодые годы, когда в схожих обстоятельствах теснилось в душе что-то романтическое, возвышенное (о чём так щемяще сказано у Вас), но "всё прошло, всё умчалося", перед глазами слепящая точка, на которую надо смотреть прямо, мужественно, но этого мне и не хватает.

Спасибо Вам за Ваш совет, чтобы я не оставлял Литинститута, действительно, здесь можно сделать и что-то доброе, полезное для молодёжи. На днях по моему приглашению беседовал со студентами моего семинара священник Ярослав Шипов, он же и талантливый писатель, автор самобытных рассказов о реальных событиях, людях, без праздного вымысла. Он сам был студентом Литинститута, знает эту публику, какой нужен тон разговора с нею, и его так внимательно, сосредоточенно слушали, что три часа пролетели незаметно. Мне даже показалось, что каждое лицо от слушания неподвижно, как в раме. Каждый мог почерпнуть что-то конкретное из его опыта - духовного, жизненного, писательского. Говорил он и о политике, в устах священника и она воспринимается по-особенному, например, то, что судить правителя надо не по словам, не по "национальным проектам", а по главному - "сбережению народа", а народ наш катастрофически вымирает. Останется в памяти будущих писателей и то, что нас не принимают в мире, враждебны к нам, потому что мы православные, иными быть не можем. Мы такие.

С запозданием пришёл на беседу другой батюшка - отец Евгений (Булин). Как и о. Ярослав, он также окончил Литинститут, учился в семинаре критики, но постоянно посещал наш семинар прозы и после окончания Литинститута приходил к нам и записывал мои выступления. С "перестройкой" уехал в Америку (у него там был родственник по жене - редактор журнала "Русское самосознание" Николай Иванович Тентенов, недавно умерший), работал маляром, поступил в семинарию при Русской зарубежной церкви, но после окончания первого курса из шести вернулся в Россию и служит сейчас в Люберцах под Москвой. У меня его фотографии: трогательно видеть маленький храм, малое "стадо Христово" - приход в составе неизменных старушек, шествие их, возглавляемое моим дорогим батюшкой.

Увидел я его, и что-то дрогнуло во мне: показался он мне постаревшим, в его-то годы. Хотя "иго" это и "благо", - но сколько духовных, душевных, физических сил требует это служение Церкви, Христу - более тяжкого подвига и нет. Глядя на него, я думал, как легко живётся нам, светским людям. А тут он ещё щипнул во мне какой-то недозволительный нерв: жена Татьяна (она вместе с дочерью Галей была на этой встрече) передала мне, что в моё отсутствие (я выходил из аудитории) на вопрос, что стало толчком на его пути к вере, отец Евгений сослался на моё духовное влияние на него. Конечно же, это чтобы поддержать меня в глазах моих студентов, но как это было тактично сделано - в моё отсутствие. Уже уходя из Литинститута, направляясь к метро, я спросил у отца Евгения, пишет ли он что, и он так обыденно, с каким-то внутренним отсутствием при этом отвечал - "как-то попробовал, и нехорошо стало", сказал так, будто дурно стало от чего-то несъедобного. Как всё-таки необъятна жизнь, и какие в ней разные "смыслы", уровни духовные.

Дорогой мой отец Феодор! Как бы Вы порадовали меня, если бы сообщили хорошую новость о Вашем зрении.

Сердечно Ваш М. Лобанов 11.12.2006

Мой дорогой отец Феодор!

Думаю о Ваших глазах и постараюсь писать разборчивее, чётче. Пишу Вам из больницы (уютная участковая больничка на 35 человек, напоминает что-то чеховское) - неподалёку от нашего писательского посёлка. Попал сюда сходу по диагнозу врача: воспаление лёгких, но оказался затяжной глубокий бронхит, со мною это бывает почти всегда в начале года, к весне (наследие туберкулёза, пневмоторакса в молодости). Так что получилось вроде пародии на болезнь, хотя пришлось две недели колоться, глотать всякие таблетки и т. д.