Наш Современник, 2006 № 11

В июне 1916-го арабы под предводительством шерифа Мекки (главы местной теократии) Хусейна ибн Али подняли восстание против турок в Хиджазе. За Хусейном стояли англичане, стремившиеся таким образом ослабить Османскую империю. (Поразительна та лёгкость, с какой Англия совмещала роли палача и вдохновителя восстаний, что лишний раз подтверждает правоту слов небезызвестного генерала Дубельта, сказанных о “коварном Альбионе” ещё в середине ХIХ века: “…В одно и то же время продаёт цепи тиранам и кинжалы рабам”)*.

Кстати, правительство Его Величества выбирало прелюбопытных союзников! Хусейн, объявивший себя королем Хиджаза и всей Аравии, известен, в частности, тем, что активно поощрял работорговлю (Большая советская энциклопедия. 1-е изд., т. 14. М., 1929).

На Востоке “восстание масс” принимало и такие причудливые формы.

Ну а в 1917-1918 годах произошли события, определившие весь ход ХХ столетия — революции в России и Германии.

Не стану повторять банальные характеристики. Мне представляется куда более плодотворным напомнить о книге Джона Рида “10 дней, которые потрясли мир”. В 20-е годы она была бестселлером, а ныне незаслуженно забыта. Едва ли кто еще с такой силой и чуткостью передал атмосферу эпохи революций.

До 1917 года Джон Рид успел побывать в Мексике. Несмотря на угрозу расстрела, полученную от генерала правительственной армии, Рид перешёл границу и в качестве корреспондента нескольких американских газет присоединился к повстанцам Панчо Вильи. Четыре месяца он скакал на коне вместе с его отрядами, спал на земле, участвовал в погонях и отступлениях. Однажды, когда отряд, с которым он передвигался, был разгромлен и истреблён правительственными войсками, Рид в одиночку прошёл сто миль по пустыне, пока не добрался до армии Вильи**.

Да простится мне этот биографический экскурс. Что поделать, я с детства нахожусь под обаянием образа Рида и его книги. Когда другие подростки зачитывались приключенческой литературой, я читал его петроградскую хронику. События, воссозданные автором на основании живых впечатлений и многочисленных документов, казались мне несравненно увлекательнее придуманных историй. И сегодня “10 дней……” наряду с “Хронографией” мрачного византийца Михаила Пселла и истинно трагическими, несмотря на французскую аффектированность, “Замогильными записками” Франсуа Рене де Шатобриана относится к наиболее дорогим для меня книгам.

О мексиканских странствиях Рида я упомянул ещё и потому, что его судьба, на мой взгляд, не менее общественно значима и выразительна, чем его книга. Надеюсь, что она хоть в какой-то мере поможет нам разобраться в явлении, обозначенном в названии моей работы.

Это ведь мы с читателями со смелостью неофитов рассуждаем о роли масс, а у специалистов сразу же возникает множество вопросов: а что такое массы? какова их политическая, идеологическая ориентация в каждом конкретном случае? и т. д. и т. п. Не отрицая значимости таких уточнений, я оставляю за собой право говорить о массах так, как говорил Рид — как о стихийной, своего рода “о н т о л о г и ч е с к о й” силе, извечно противостоящей в л а с т и — государственной, финансовой и пр.

В СССР Рида представляли профессиональным революционером — начало этой традиции положила Н. К. Крупская: “Джон Рид не был равнодушным наблюдателем, он был страстным революционером, коммунистом” (здесь и далее цитаты приведены по изданию: Р и д Д. “10 дней, которые потрясли мир”. Пер. с англ. М., 1957). Тем самым значение его книги сужалось до к л а с с о в о й хроники. Между тем сама Крупская с неожиданным художественным чутьём утверждала: “Книжка Рида — своего рода эпос”. А эпос не знает классовых и прочих ограничений. Он в с е о х в а т е н. Это всегда картина борьбы мировых и даже (если вспомнить греческий первообраз) вселенских сил*.

Автор “10 дней……” менее всего походил на профессионального революционера. Он был поэтом (Рид писал стихи, и его петроградская хроника исполнена поэзии!) и аристократом. О себе он не раз говорил, что родился в замке. И это было правдой — его детство прошло в родовом имении Кедровый Холм. Рид окончил самый престижный в Америке университет — Гарвардский. И был наиболее известным и высокооплачиваемым очеркистом Соединённых Штатов. Сам Редьярд Киплинг восхищался его репортажами из восставшей Мексики!

И если Рид с восторгом отдался революции, то не потому, что так повелел ему классовый долг, а потому, что врождённое аристократическое чутьё подсказало ему: история вершится не в кабинетах министерств и не в кулуарах парламентов, её ход определяется на полях сражений и на площадях, захлестнутых людской волной.