В связи с антисемитизмом вспоминается муравьиный мемуар про Сельвинского. Правда, Лангуста объявляет, что мемуар — замечательный, замечательный, и начинает кидаться на Волка.
Потом Лангуста объясняет гостям, как любит этого дерзкого и оскорбительного муравья: “П. ч., — говорит, — разве кто вытерпел то, что я?…”.
— Это я терплю! — шумит Мсрн-2. — Все эти тулупы…
И, наконец, Лангуста, с другими гостями, в 2 ч ночи наносит муравью прощальный поцелуй, а потом, по дороге, в своём автомобиле, говорит гостям, что, мол, муравей в лапах Волка, хотя Волк не стоит, мол, муравьиного усика.
И так проходит ангельский день.
Ужасно, Волк. Ужасно.
(А тулупов, м. б., не было? Или — не столько?… Нет, конечно, что-то было!…)
И совсем не могу работать. Надо стены мыть, отмыть.
— А всё-таки я имел на Вас влияние, — зудит Лангуста.
— Да, — говорит Мсрн-2, — огромное. Психическое.
— Ничего не психическое, а умственное, — требует Лангуста.
— Ничего не умственное, а психическое, — шумит Мсрн-2. — П. ч. какого ума можно было мне набраться? Я — умнее, я пронзительнее! И вообще только очень умный человек может так ничем не дорожить, даже умом своим!
— Ну, — грит, — давайте выпьем за Ваше здоровье. А если Вы не верите в тулупы, то я Вам подарю в следующий раз замшевый ковёр.
— Т. е. Вы продадите его мне, иначе я не поверю.
— Да, — грит, — продам.
Все едят киевский торт.
Потом киевский гость говорит Лангусте:
— А ведь я где-то Вас видел. На картинках…
— Да, — грит Лангуста, — меня обычно видят по телевизору.
Обсуждается вопрос, что мне надо купить телевизор и проигрыватель.
О гнусь, о ужас — Мсрн-2!
Очень низок.
(Ничего он Волка не предавал, а — всё равно… Гнусен. Гнусен.)
Конечно, можно найти муравью оправдание: он устал; он работает всё — коту под хвост; его так уныло не желают печатать, и, хотя он не тщеславен, от этого очень трудно жить, извините за выражение… Он устал от всего, больше всего — от себя самого, от своей героической, можно сказать, подданной натуры…
Но это всё — объяснение, а не извинение. Мсрн-2 следовало, по крайней мере, закончить до конца свой труд:
“О чём звезда с звездою говорит”, — т. е. про зверя Струфиана.
Но он вдруг взял и подумал своё: з а ч е м?… Сочинил несколько стишков. И стал полениваться дорисовывать переднюю Струфианину лапу… (И, значит, не заслужил он пряника ещё!)
В политику Мсрн-2 решил не лазать. П. ч. он верит в одно только пораженье.
Ему грустно думать про политику.
Лишние звери — до горизонта, одни лишние только и видны.
Как Волку победить?…