Наш Современник, 2006 № 01

Тот, что стоял сбоку, ударил его ребром ладони по шее. В глазах у Звонарева потемнело, острая боль пронзила позвоночник и отдалась в голове. Он покачнулся, но на этот раз не упал. Налетчики зашли за спину Алексею, подняли его связанные руки и с оттяжкой ударили его по почкам чем-то тяжелым и одновременно мягким — наверное, мешочками с песком. Звонарев не удержался, застонал.

— Что, не нравится? — осведомился “ласковый”. — А нам ты не нравишься.

Мешочки снова взлетели в воздух и тяжко шмякнулись о спину Алексея. Он тихо выл сквозь стиснутые зубы. После третьего сдвоенного удара истязатели схватили Звонарева за плечи и рывком поставили на ноги. Тот, что изучал в сторонке содержимое его бумажника, документы и записную книжку, спрятал записную книжку в карман, остальное же бросил на снег. Потом он выключил фонарик и подошел к ним.

— Ну что, дозрел? — спросил он у Алексея. — Будешь отвечать? Давай тогда по порядку. Вопрос первый: что сказал тебе полковник Трубачев? Только подробно и без утайки.

Звонарев тяжело, с присвистом дышал.

— Записывайте, — слабым голосом сказал он.

— Вот это другое дело. — Третий налетчик достал из кармана маленький диктофон, в ладонь величиной — тогда такие были еще в диковинку. — Давай.

Алексей перевел дух и медленно начал:

— Полковник Трубачев сказал: “Быть или не быть — таков вопрос…” — Он прочистил горло и продолжил: — “Что благородней духом — покоряться пращам и стрелам яростной судьбы иль, ополчась на море смут, сразить их противоборством? Умереть, уснуть — и только; и сказать, что сном кончаешь тоску и тысячу природных мук…”.

— Да он издевается, сука! — воскликнул слушавший некоторое время Алексея с открытым ртом налетчик с диктофоном.

Он выключил свою машинку, аккуратно спрятал ее и, уже отвернувшись от Звонарева, вдруг подпрыгнул и по-каратистски ударил его ногой в пах. У него все оборвалось внизу живота. Тошнотворная боль мгновенно разлилась по всему телу. Он раскачивался, как маятник, скорчившись в три погибели.

— Кровью будете харкать, гады… если со мной что-нибудь случится, — простонал Алексей.

Его еще раз ударили в живот. Он упал и потерял сознание.

Звонарев не знал, сколько прошло времени, прежде чем он очнулся. Он лежал лицом в снегу. Руки его были уже свободны. Он попытался приподняться, и его тут же вырвало. Отдышавшись, выплюнув снег, он огляделся по сторонам. Никого рядом не было.

— Суки… суки, — тоненьким голосом сказал он и заплакал, как маленький. Ему полегчало. Дрожащими руками он поискал в карманах сигареты и зажигалку. Ничего не было. Алексей вспомнил, что налетчики, обыскивая его, бросали в снег все, что их не интересовало. Он пошарил руками вокруг себя, наткнулся на зажигалку, потом на сигареты. Зажигалка была забита снегом, поэтому он долго обтирал ее полой куртки, прежде чем сумел зажечь. Он закурил и жадно затянулся. Ушли ли его обидчики совсем или опять вернутся? Как ему теперь добраться до писательского дома? Каждая клеточка его тела ныла при одной мысли о том, что нужно подниматься и идти. А бумажник и документы? Ведь их еще надо найти. Целы ли деньги? Он пополз на коленях к тому месту, где предположительно стоял человек с фонариком. Но в этом месте все было чисто, никаких следов… При скудном трепещущем свете зажигалки он обследовал на четвереньках все места, где были на снегу следы нечистой троицы. Наконец он наткнулся на паспорт, потом на раскрытый бумажник, студенческий билет, скомканную карточку проживания в доме отдыха писателей. Деньги, насколько он мог судить, были на месте. “Записную книжку унес, урод… Будет теперь искать адреса, пароли, клички, явки… Идиот! Как теперь восстанавливать телефоны?”.

Шатаясь, Звонарев поднялся. Он напоминал себе качающуюся боксерскую грушу, по которой без отдыха молотили полчаса. “Как просто быть героем, когда тебя не бьют по яйцам!” — без всякой иронии думал он, карабкаясь в снегу по склону. Выбравшись на дорожку, он, тихо постанывая, отряхнулся и побрел к писательскому дому.

В холле, слава Богу, никого, кроме дежурной, не было. Он взял свой ключ, доплелся до номера. Здесь его ожидал новый сюрприз: все было перевернуто вверх дном. Он равнодушно осмотрел следы обыска, запер дверь, снял куртку, кинул ее туда же, где лежало выпотрошенное из его сумки белье, и прямо в одежде и сапогах рухнул на кровать. Сквозь тяжко навалившийся сон он слышал, как в дверь стучал и звал его Лупанарэ, и даже произнес что-то типа: “Я спю-у…”, а потом провалился в черную яму.

* * *