Наш Современник, 2006 № 01

— Хорошие набеги! — Незнакомец поднялся, запахнул поглубже тулуп. — Ломбардия не потому так называется, что там были с набегами лангобарды, а потому что они там жили. И готы сюда с низовьев Вислы пришли, к теплому морю, чтобы жить, а не грабить. Это было в третьем веке от Рождества Христова. Правда, часть крымских готов ушла в пятом веке в Италию вместе с Теодорихом, но часть осталась. Жили готы в основном в юго-западном Крыму — то есть там, где мы с вами сейчас находимся. В шестом веке они служили византийскому императору Юстиниану I, могли выставить до трех тысяч отлично подготовленных воинов. Вот этот автор — он постучал ногтем по обложке книги — писал о них в другом, правда, труде: “В военном деле они превосходны, и в земледелии, которым они занимаются собственными руками, они достаточно искусны; гостеприимны они больше всех людей”. Но главная историческая интрига начинается дальше. В десятом веке в Западной Европе никаких готов уже не существовало. А вот в “Слове о полку Игореве”, написанном, как известно, в двенадцатом веке, читаем: “Се бо готьскыя красныя девы въспеша на брезе синему морю, звоня рускым златом…” Что это — очередная загадка “Слова…” или исторический факт? Если факт, то получается, что крымские готы пережили европейских на два века! Но вот век спустя Крым посещает знаменитый Рубрук, который пишет, что между Керсоной и Солдаей, то есть Херсонесом и Судаком, живет много готов, “язык которых немецкий”. Получается, что и через тысячу лет после прихода в Крым готы сохранились как этническая общность и вполне еще прилично шпрехали на своем германском диалекте!

— А разве Рубрук был немец? — усомнился Звонарев.

— Он был фламандец. А фламандский язык, как известно, близок немецкому. Однако объективности ради допустим, что Рубрук все же ошибся. И что же? Прошло еще два века. В Крым приплывает генуэзец Иосафат Барбаро и свидетельствует, что за Каффой, то есть Феодосией, по изгибу берега находится Готия, а населяющие ее готы говорят “по-немецки”! Сам Барбаро немецкого не знал, но у него был слуга немец: он говорил с готами, и они вполне понимали друг друга — “подобно тому, как поняли бы один другого фурланец и флорентиец”. А это то же самое, как если бы мы с вами разговаривали без особого труда с киевлянами времен Аскольда.

— Невероятно, — отозвался Звонарев.

— Вам недостаточно свидетельств о крымских готах? Так есть еще одно, самое ценное! В середине шестнадцатого века другой фламандец, Бусбек, встретился с двумя крымскими готами в Константинополе. Бусбек был дитя Возрождения и поэтому сделал то, чего ни Рубрук, ни Барбаро сделать не догадались. Он записал около семидесяти слов и фраз из крымско-готского языка. Вот, послушайте: “брoe” — это “хлеб” (а по-немецки, как известно, “брот”), “хус” — “дом”, а по-немецки — “хаус”, “брудер” — “брат”, и по-немецки — “брудер”, “шууестер” — “сестра”, а по-немецки — “швестер”, “стерн” — “звезда”, а по-немецки — “штерн”, “таг” — “день”, и по-немецки — “таг”, “шлипен” — “спать”, а по-немецки — “шлафен”, “коммен” — “идти”, и по-немецки — “коммен”, “статц” — страна, земля, а по-немецки — “штат”, и тому подобное. Готский характер этих слов не вызывает у ученых-языковедов сомнений. Выходит, не соврали Рубрук и Барбаро! Это практически тот же самый язык, на который готский епископ Вульфила в четвертом веке от Рождества Христова перевел Библию. Правда, готы уже ко временам Барбаро породнились с аланами, предками современных осетин, поэтому в беседе с Бусбеком употребляли некоторые ирано-аланские слова. Судя по сообщению собеседников Бусбека, численность крымских готов сократилась к тому времени примерно в три с половиной раза: будучи вассалами крымского хана, они выставляли уже не три тысячи воинов, как византийскому императору в шестом веке, а всего восемьсот. Но есть основания предполагать, что готы и готский язык существовали в Крыму и в восемнадцатом веке. Экспедиции Куфтина и Бернштама в 1925 и 1935 годах обнаружили в горных деревнях Бахчисарайского района старинные бревенчатые дома с высокими крышами, совсем не похожие на традиционные крымско-татарские постройки из самана и плетня. Это была скорее какая-то северогерманская или скандинавская архитектура. Седлообразные стропила, крыши надвинуты на стены, как капюшон на лоб… Местные старожилы подобную систему обрешетки кровли, когда горизонтальные балки выступают за периметр стен дома, называли “разан” или “разна”. Это слово не имеет аналогий в тюркских языках, а вот по-готски “разн” — это “дом”. Сами крымские татары считали эти постройки древнейшими. Хороший бревенчатый дом в среднем стоит сто пятьдесят — двести лет, вот и получается, что “разны” эти были построены в восемнадцатом или даже в конце семнадцатого века.

Алексей глядел на него с изумлением.

— Вы вот меня спрашивали, кто я по образованию… — наконец сказал он. — А вы-то сами кто? Историк?

— Да, — скромно склонил голову экзотический продавец. — Пора, полагаю, представиться. Альберт Пепеляев, несостоявшийся кандидат исторических наук.