«Кремль, по словам директора Института национальной памяти Леона Кереса, должен принести извинения за неоказанную помощь Варшавскому восстанию».
«Москва ещё не созрела для извинений за пассивность Советской Армии на подступах к гибнущей Варшаве».
«Папа рассказывал, как напротив горящей Варшавы стояла наша до зубов вооружённая армия и палец о палец не ударила, чтобы спасти. Могли помочь, но не хотели».
Автору этих слов, видимо, непонятно, что в Варшаве тогда стояла ещё одна «до зубов вооружённая армия» — но другая, немецкая.
Сколько раз наши русофобы, российские и польские, упрекали Жукова, что он не жалел солдат, бросал их на взятие Берлина, что к «датам» якобы брали города, что такое жертвоприношение, такое нежелание беречь своих солдат — преступно… Но в истории с Варшавой всё наоборот — до сих пор кричат: почему не стали брать её с ходу! Брать её с ходу, да ещё не в соответствии со своими военными планами, а с чужими — значит положить десятки тысяч солдат. Но какое дело до русской крови борзописцам и фарисеям-историкам из «Новой Польши»? 600 тысяч им мало… Ещё надо было прибавить, спасая авантюристов из АК.
Взять великий город — дело непростое, это не деревушка и не хутор. Бои в городе — одна из самых тяжелейших военных операций. Вспомним, что немцы не могли овладеть руинами Сталинграда, а наши солдаты в 1994 году — кварталами Грозного. Но если следовать шляхетской логике, то Сталин только и ждал момента, когда немцы раздавят повстанцев, чтобы потом взять Варшаву. Однако мы её взяли не через несколько дней или даже недель после капитуляции Бур-Комаровского, а почти через четыре (!) месяца — 18 января 1945 года. Вот сколько времени понадобилось нашим войскам, нашим штабам, нашим отставшим от фронта тылам, чтобы собрать разведданные, подтянуть резервы, выработать стратегию, по которой следует с наименьшими потерями штурмовать громадный город. Не по-шляхетски мы его брали. А по-советски. По-сталински.
22 июля 1944 года на первом клочке освобождённой Польши был образован Польский комитет национального освобождения. Испугавшись, что он будет представлять будущую власть Польши, «аковцы» тут же обратились к англичанам с просьбой о поддержке будущего восстания. Англичане не дураки: отказались от плана конкретной помощи, сославшись в числе других причин на необходимость «согласования этих действий с советским правительством».
Несмотря на это, через 3 дня главнокомандующий АК отдал приказ о начале восстания.
Вот как вспоминал о начале этой трагедии во время 20-й годовщины восстания один из его участников. (Дальше выдержки из сборника: «Варшавское восстание. Статьи. Речи. Воспоминания. Документы»):
«АК приняло решение о восстании за 6 дней до его начала. Не было никакого плана вооружённых действий. В момент начала восстания командование АК располагало в Варшаве примерно 16 тыс. человек, а вооружение, причём исключительно так называемое личное оружие, имелось лишь для 3,5 тысячи. Боеприпасов хватило только на несколько дней борьбы…».
Всё это было похоже на восстание 1863 года, о котором польский историк Я. Тазбор писал почти так же:
«А январское восстание 1863 года? Это же было просто безумие… мы пошли в бой без оружия. Между прочим, Манифест повстанческого правительства 1863 года был написан вовсе не кем-то из политиков, а поэтессой Ильницкой, которая верила, что одного энтузиазма достаточно, чтобы враг был разгромлен».
Варшавское восстание было событием, генетически связанным со многими катастрофическими ключевыми фактами польской истории: с восстанием 1863 года, с атаками польских кавалеристов на немецкие танки в сентябре 1939-го, с жертвоприношением нескольких тысяч жолнеров под Монте-Кассино, с фантастическим планом генерала Андерса первым войти в родную Польшу и освободить Варшаву.
Из воспоминаний повстанцев: